Но радоваться Прошке было нечему, потому что дальнейшее еще хуже разбередило его еще не окрепшее сознание.

5

Вбежав в Фалалееву квартиру, он бросил в прихожей чемодан и схватил Фалалея за пуговицу:

- Напугали вы меня, Фалалей Петрович... Ну и шутник же вы, ну и мастер! Ведь это были куклы! Покажите же мне их хорошенько.

Фалалей усмехнулся, побренчал цепочкой, на которой носил двое часов с двух сторон, и спросил:

- А вы что-нибудь видели в комнате?

- Конечно.

И Прошка рассказал все, как было.

- Не знаю, может быть, вы и не врете... - сказал Фалалей. - Только я ставлю одно условие: никуда, кроме своей комнаты, не заходить. - Он прислушался и поднял к носу палец: - Идемте, я сейчас штуку покажу.

На цыпочках он прошел в коридор, держа за руку Прошку, взобрался вместе с ним на сундук так, что глаза обоих пришлись в уровень узкого и длинного окна, выходящего в швейную мастерскую, и велел смотреть.

Прошка увидел безголовые манекены на одной ноге, и, вглядываясь, внезапно вздрогнул, жарко покраснев.

Между манекенами на полу, пестром от лоскутов, стояла, опираясь ладонями о бока, та самая купальщица, но на голове у нее, вместо красного чепца, лежали две золотые косы, под тяжестью которых сгибалась тонкая шея... До пояса она была обнажена, и рубашка ее, белая и мягкая, падала поверх юбки...

У ног девушки приседала и быстро поднималась очень худая женщина, похожая на Фалалея; сжав губами пучок булавок, мерила она и прикладывала куски материи.

- Пустите-ка, дайте-ка посмотреть, - шептал Прошка, толкаясь.

Пенсне его запотело, и, выдергивая из кармана платок, он покачнулся и соскочил с сундука, загремев башмаками. Фалалей сжал Прошкину руку и побежал вместе с ним, закрывая рот, чтобы не засмеяться. Вслед за ними в Прошкину комнату вошел Семиразов, совсем уже гнусавя:

- Опять балерину смотрели, мне-то не показываете.

- Почему она раздета? - закричал Прошка.

- Чтобы платья лучше сидели, - ответил Семиразов, - я об этом уже писал в одной вечерней газете: женщины вообще на что угодно способны из-за моды.

Но Прошка не слушал объяснений; сидел он на диване, облизывая пересохшие губы, и смотрел на обои, будто слышал шорох платья там, за стеной.

Фалалей и Семиразов подняли Прошку и повели на улицу, где он, и без того косолапый, толкал прохожих, громко разговаривал, возбуждаясь все больше. Один мимо идущий старичок сказал, опираясь на трость и повертывая постную голову:

- Сволочь, а еще студент.

Фалалей до слез смеялся, а Семиразов хихикал, обходя лужи, словно кошка.

В прихожей ресторана "Северный Полюс" взглянул Прошка мимоходом в зеркало и не узнал круглое свое, до зелени бледное, с огромными глазами и клочьями волос на висках, взлохмаченное лицо...

"Хорош, - подумал Прошка, - точно труп", - и поспешно прошел в низкий зал с двумя шипевшими под потолком фонарями, отраженными в одной зеркальной стене.

На противоположной стене нарисованы были картины из жизни Северного полюса, все же остальное, как везде: оркестр, немка у буфетной стойки и незнакомые люди за столиками.

Фалалей, обняв за талию угрястого лакея с прокуренными усами, поговорил с ним по-хорошему и заказал ужин. Прошка осматривал картины на стене, а Семиразова тошнило от голода, и он, глотая слюну, глядел на соседнего едока.

Когда принесли вино и один антрекот, Прошка быстро захмелел и стал восхищаться вслух картинами из северной жизни. Это заметил соседний едок, красный и толстый господин, сидевший у стены: сунув короткий палец в горчицу, он повел им по северному сиянию и медведю. Это ужасно рассердило Прошку; стукнув кулаком, он закричал, а красный господин, смеясь, все мазал.

- Не скандальте, оглянитесь-ка лучше назад, - сказал Фалалей, подмигнув Семиразову.

Прошка оглянулся: у противоположной стены сидел второй, точно такой же господин, и мазал по медведю горчицей.