|
Второй умер от изнурительной лихорадки, когда ему только двенадцать исполнилось. Амброзий то и дело повторял, что я стал для него желанным сыном. – Утер снова закрыл лицо руками и зарыдал. – Он бы и наследником меня объявил, но герцоги об этом даже слышать не хотели. Они шли за мной как за военным вождем, но завидовали моему влиянию, а пуще всех – Лот, будь он проклят! Тут не в честолюбии дело, Игрейна, клянусь тебе, – я хотел завершить то, чего не докончил Амброзий!
– Сдается мне, все это знают, – проговорила молодая женщина, поглаживая его руку. – Не думаю, что Амброзий будет счастлив, даже на Небесах, если посмотрит вниз и увидит здесь скорбь и смятение, и королей, что уже интригуют друг против друга, тщась возвыситься над прочими! Я все гадаю: пожелал бы он, чтобы я убил Лота и захватил власть в свои руки? Некогда Амброзий заставил нас принести клятву кровного братства, и я ее не нарушу, – проговорил Утер. Лицо его было влажным от слез. Игрейна откинула с лица легкое покрывало и вытерла ему глаза, точно ребенку. – Я знаю, ты поступишь так, как велит честь, Утер. Человек, которому Амброзий настолько доверял, на иное не способен. В глаза им внезапно ударил свет факела. Игрейна застыла на ветке, так и не вернув покрывала на прежнее место. – Это ты, мой лорд Пендрагон? – резко осведомился Горлойс. – Ты не видел… а, госпожа, и ты здесь? Игрейна, смешавшись и внезапно устыдившись – так жестко прозвучал голос Горлойса, – соскользнула с ветки. Юбка ее зацепилась за торчащий сучок и задралась выше колена, до самого белья. Молодая женщина поспешно дернула ее вниз. Затрещала рвущаяся ткань. – Я уж думал, ты потерялась… дома тебя не оказалось, – хрипло проговорил Горлойс. – Что ты тут делаешь, ради всего святого? Утер спрыгнул с ветки. Мужчина, который только что на ее глазах оплакивал своего покойного короля и приемного отца и в смятении сетовал на доставшееся ему бремя, в мгновение ока исчез, теперь голос его звучал громко и сердечно. – А, Горлойс! Да я притомился от бормотания священника и вышел подышать свежим воздухом, подальше от набожной тарабарщины. Тут-то на меня и натолкнулась твоя супруга, вздорная болтовня достойных матрон ей, видно, тоже по вкусу не пришлась. Госпожа, благодарю тебя, – проговорил он, сдержанно поклонился и зашагал прочь. Молодая женщина заметила, что Утер старательно прячет лицо от света факелов. Оставшись наедине с женой, Горлойс окинул ее гневным, подозрительным взглядом. И жестом велел идти впереди. – Госпожа моя, тебе бы постараться избегать сплетен, я, кажется, велел тебе держаться от Утера подальше. Репутация его такова, что целомудренную женщину не должны заставать с ним в беседе с глазу на глаз. – Вот, значит, что ты обо мне думаешь, – негодующе бросила Игрейна, оборачиваясь. – По-твоему, я из тех женщин, что тайком убегут из дому, чтобы совокупляться в полях с незнакомым мужчиной, точно дикие звери? По-твоему, я возлежала с ним на ветке дерева, точно птица лесная? Не хочешь ли осмотреть мое платье, уж не помялось ли оно от возни вдвоем на земле? Горлойс поднял руку и ударил жену по губам – впрочем, не то чтобы сильно. – Не смей со мной препираться! Я приказал тебе держаться от него подальше: так повинуйся! Я почитаю тебя и честной и целомудренной, но с этим мужчиной тебя наедине не оставлю, равно как и не хочу, чтобы женщины на твой счет языки чесали! – Вот уж и впрямь нет воображения порочнее, чем у добродетельной матроны, вот разве что у священника, – яростно отозвалась Игрейна. Она вытерла рот: при ударе Горлойса она больно прикусила губу. – Да как ты смеешь поднимать на меня руку? Когда я изменю тебе, можешь избить меня хоть до смерти, а за разговоры не тронь! Во имя всех Богов, ты что, думаешь, мы тут о любви ворковали? – Так о чем же ты беседовала с этим распутником в такой час, во имя Господа? – О многом, – отозвалась Игрейна, – главным образом об Амброзии в Небесах, и… да, о Небесах и надежде, что ждет человека в загробной жизни. |
