Открылась она очень быстро, ведь лифт приводился в движение гидравлическим поршнем, уходящим в расположенный глубоко в земле цилиндр, — и Гас отступил в сторону, ибо единственным человеком, вышедшим из лифта прямо ему навстречу, лицом к лицу о подарок судьбы! о божественная игра случая! — была та самая леди, о которой упоминали недавно, дочь сэра Айсэмбарда, Айрис.
— Айрис, — сказал он. И замолчал, не в силах больше выговорить ни слова, ибо глаза его затуманил золотой блеск, исходивший, казалось, от ее лица и изящного одеяния.
— Вы возмужали, Гас, — сказала она, глядя на него с присущей всем женщинам практичностью. — Хотя, должна сказать, легкая седина вам идет.
Но, сколь бы практичной она ни была, нельзя было не заметить, что, хотя голос ее оказался тверд, говорить она начала после какого-то внутреннего колебания. На этом разговор прервался; они стояли, просто глядя друг на друга, и наконец мальчик-лифтер, не выдержавший столь долгой паузы, позвал:
— Лифт идет вверх, ваша честь. На какой этаж вам угодно?
Тогда они отступили подальше, давая войти другим, и в этой человеческой круговерти они оставались вдвоем, словно посреди бушующего океана. Она была лучезарной, как прежде, и Гасу показалось даже, что она стала еще красивее, если такое возможно, обогатившись новым очарованием, приходящим к женщине с возрастом. Его глаза сами собой скользнули по ее левой руке к ладони, к пальцам — но ищущий взгляд наткнулся лишь на лайку перчатки. Однако Айрис прекрасно поняла, что означал этот взгляд, и улыбнулась.
— Там нет кольца. Гас. Я по-прежнему тихонько живу с отцом.
— Мы с ним только что расстались, у нас был разговор. Вначале это был разговор друзей, а потом, боюсь, разговор врагов.
— Мой отец во всей красе.
— Как друг он удостоил меня приглашения снова бывать у вас в доме. Как враг…
— Это вы расскажете мне позднее, пока достаточно первого. — Простая предусмотрительность подсказывала ей, что это мгновение, сколь бы коротким оно ни было, нужно остановить — и забыть о времени. То, что придет потом, придет скоро, но сейчас возможность побыть вдвоем, не нарушая этим светских условностей, была подарена ей, и нужно было пользоваться, пока она есть. — Нет ли здесь местечка, чтобы поговорить спокойно?
— Я знаю как раз такое, — ответил Гас, не зная ни одного, но, как и она, сознавая, что им предоставлена, быть может, единственная возможность и схватиться за нее надо обеими руками.
Извинившись, он на мгновение отошел и обратился к одному из служителей, стоявшему неподалеку; если деньги переходят из рук в руки, это всегда ускоряет дело, Гас убедился в этом в очередной раз, когда служитель, опустив монеты в карман, без проволочек проводил его и Айрис в уютный альков в дальнем конце обеденного зала, где официант, приняв их заказ, тут же исчез, чтобы выполнить его через какие-то секунды. На этот раз, в отличие от той, последней, встречи, они не спрашивали чаю; Дйрис за это время достигла совершеннолетия и, принадлежа к не так давно заявившей о себе расе эмансипированных женщин, которые не считали за грех пить на людях, заказала себе херес «Теопепе». Гасу же было необходимо как минимум двойное бренди.
— Ваше здоровье, Айрис.
— И ваше. Оно нуждается в добром слове больше моего, ведь вы обращаетесь с вашей жизнью самым бесцеремонным образом.
— Эта последняя поездка? Она была необходима, а риск — невелик.
— Но вполне достаточен для того, кто сидит в тиши лондонского дома, ждет сообщений и гадает, не окажется ли следующее последним.
— Вы все еще беспокоитесь обо мне?
— Я все еще люблю вас.
Эти слова прозвучали так сердечно, так искренне, что трещина, рассекшая их жизнь на ту и на эту, казалось, сомкнулась опять. |