Кое-где заржавел, но ржавчину можно счистить.
Уилл всегда поражался тому, как много знает его отец.
— Заберешь его для музея?
— Нет, в свою коллекцию, — ответил доктор. Он помолчал. — Послушай, Уилл, мы никому не должны рассказывать об этой станции. Никому. Ни единого слова. Ясно?
Уилл взглянул на отца, слегка нахмурившись. Они и без того не стремились посвящать посторонних в подробности сложных подземных работ, которыми занимались в свободное время, — да никто, пожалуй, и не стал бы их слушать. Странная для других страсть к непознанному и скрытому под землей объединяла отца и сына как ничто иное.
Они стояли в кабинете, светя друг другу в лицо фонариками на касках. Уилл ничего не говорил, и отец продолжил:
— Ты же помнишь, что произошло с древнеримской виллой? Помнишь, как ее украл тот профессор, большая шишка из академии? Захватил место раскопок, и вся слава досталась ему. Я нашел эту виллу, и что я получил? Он вскользь упомянул обо мне в своей жалкой диссертации!
— Да, я помню, — сказал Уилл. Отец тогда впал в глубокую депрессию, иногда прерывавшуюся вспышками гнева.
— Хочешь, чтобы это повторилось?
— Нет, конечно.
— Я не хочу снова стать примечанием в чужой работе. Пусть лучше никто не знает об этом месте. Я не позволю его у меня украсть. Ты меня понял?
Уилл кивнул, и луч его фонаря дернулся вверх-вниз.
Доктор Берроуз посмотрел на часы.
— Пора возвращаться.
— Ладно, — неохотно проговорил Уилл.
Отец уловил недовольство в его голосе.
— Станция же никуда не денется. Придем завтра вечером и осмотрим все остальное.
— Ага, — равнодушно сказал Уилл, шагнув к двери.
Доктор Берроуз ласково похлопал его по каске, когда они выходили из кабинета.
— Мы молодцы, Уилл. Не зря копали столько месяцев, верно?
Они вернулись к проходу, через который вошли, и, взглянув на платформу в последний раз, пролезли через дыру в туннель. Метров через шесть он расширялся, и можно было уже не ползти, а встать на ноги. Пройдя еще немного, доктор Берроуз наконец выпрямился в полный рост — до этого ему приходилось чуть-чуть пригибаться.
— Нужно поставить побольше подпорок, — сказал доктор Берроуз, глядя на ряд балок на потолке туннеля, — не по одной, а по две на метр.
— Хорошо. Как скажешь, пап, — не очень убедительно выразил свое согласие Уилл.
— И вот это нужно выгрести, — доктор ткнул носком ботинка в кучку глины на полу. — Иначе мы тут завязнем.
— Ага, — рассеянно ответил Уилл. Он-то не собирался делать ничего подобного. Опьяненный радостью открытия, он часто, порой даже слишком, отказывался следовать требованиям безопасности, которых придерживался отец. Уилл обожал копать, но всякое последующее «обустройство», как выражался доктор Берроуз, было для него напрасной тратой времени. Отец же нехотя занимался собственно раскопками и брал в руки кирку лишь тогда, когда становилось ясно, что его очередное «предчувствие» оправдалось.
Доктор Берроуз, чуть слышно насвистывая, замедлил шаги, чтобы осмотреть аккуратно составленные в башню ведра и сложенные доски. Дальше туннель шел вверх, и доктор несколько раз остановился, чтобы проверить деревянные подпорки с обеих сторон. Хлопая по ним ладонью, он повышал тон, переходя со свиста чуть ли не на писк.
Туннель снова выровнялся и привел их в большую комнату, в которой стоял самодельный стол и два полуразвалившихся кресла. Отец и сын оставили на столе часть инструментов и направились в последний отрезок туннеля, поднимавшийся вверх. |