Я обещала Жанет, что не подведу ее, поэтому не могла сказать Филлипсу, что у меня есть свидетель, который видел папки в руках Бум-Бума. Ведь, кроме Жанет, никто не мог мне об этом рассказать — Луиза вычислит это в два счета.
Филлипс немного расслабился — сунул палец за воротник, ослабил галстук.
— Что-нибудь еще?
— Скажите, ваши торговые агенты получают комиссионные?
— Конечно. Это наилучшим образом стимулирует их активность.
— А вы?
— Мы, члены руководства, не занимаемся напрямую заключением сделок, поэтому получать комиссионные было бы несправедливо.
— Зато зарплата, наверное, хорошая.
У Филлипса чуть не случился удар: воспитанным американцам не пристало обсуждать, у кого какая зарплата.
— У вас дорогая машина, прекрасная одежда, антикварные часы. Просто интересно, сколько вы получаете.
— Не ваше дело! Если вам больше нечего мне сказать, до свидания. У меня много работы.
Я встала.
— Я хочу взять с собой личные вещи моего двоюродного брата.
Филлипс уже набирал номер телефона.
— Он ничего личного здесь не держал, поэтому вряд ли вы сможете что-нибудь взять с собой.
— А вы что, рылись у него в столе? Или это сделала незаменимая Луиза?
Филлипс замер и снова побагровел. Он ответил мне не сразу, светло-карие глаза забегали вправо-влево. Потом самым естественным тоном вице-президент сказал:
— Конечно, мы просмотрели все его бумаги. Мы же не знали — вдруг Варшавски работает над каким-нибудь важным контрактом. Работа на месте не стоит.
— Ясно.
Я вернулась в кабинетик Бум-Бума. В зале никого не было. Электронные часы над дверью показывали двенадцать тридцать — должно быть, служащие отправились обедать. Жанет оставила на письменном столе пакет с моим именем — точнее, она написала «Кузине мистера Варшавски». Внизу приписала: «Пожалуйста (это слово жирно подчеркнуто), верните как можно скорее». Я сунула пакет под мышку и направилась к двери. Филлипс не пытался меня остановить.
Одним негром больше, одним меньше
— Что у тебя стряслось, Вик? Разнюхала что-нибудь про смерть Келвина?
— Ничегошеньки. Но я надеюсь, что ты поможешь даме и поручишь кому-нибудь из своих парней кое-что для меня выяснить.
— Вик, когда ты обращаешься ко мне с такими просьбами, это обычно означает, что ты села на хвост большой сенсации. Почему бы не рассказать об этом старому другу?
— Стыдись, Мюррей. Кто тебе преподнес историю Аниты Мак-Гро? А про Эдварда Пёрселла ты забыл? А про Джона Коттона? Разве это были плохие сенсации?
— Хорошие. Но ты очень долго водила меня за нос. Так выяснила ты что-нибудь про Келвина или нет?
— Пока не знаю. Мне нужны сведения о Пейдж Каррингтон.
— Кто это?
— Танцовщица. Она хороводилась с Бум-Бумом в последние месяцы его жизни. На днях была у него в квартире, разыскивала какие-то любовные письма. Потом там убили Келвина. Тот, кто сделал это, перевернул квартиру вверх дном. Это наводит меня на кое-какие мысли. Хочу выяснить, что за птица эта Пейдж Каррингтон. Может, кто-нибудь из вашего отдела сплетен — например, Грета Саймон — уже разнюхал что-нибудь об отношениях Пейдж с Бум-Бумом.
— Ах, ну да, ведь Бум-Бум Варшавски — твой двоюродный брат. Я мог бы и догадаться. Вы — единственные Варшавски, о которых я слышал. Прими мои сожаления. Я всегда был поклонником Бум-Бума... А что, в его смерти есть что-то подозрительное?
— Пока не знаю. Говорят, что он поскользнулся на мокром причале и угодил под корабельный винт. |