— Ведь вы душеприказчица Бум-Бума? — спросила она.

Я не стала это отрицать. Пейдж забарабанила пальцами по рулю.

— Мы с Бум-Бумом так и не обменялись ключами от квартир. — Она смущенно улыбнулась. — А мне хотелось бы забрать кое-какие свои вещи.

— Конечно. Я собираюсь отправиться туда завтра после обеда. Нужно просмотреть бумаги. Давайте встретимся в два часа.

— Спасибо. Это очень мило с вашей стороны... Можно, я буду называть вас Вик? Бум-Бум так много рассказывал мне о вас, что у меня такое ощущение, будто мы давно знакомы.

Шоссе нырнуло в тоннель под зданием почты, от которого начиналось шестирядное шоссе. Пейдж удовлетворенно кивнула.

— А вы можете называть меня Пейдж.

Она перебралась в другой ряд, «ауди» пристроился за мусоровозом и повернул налево, к Уобош.

Я вылезла неподалеку от своего офиса в Палтиней-Билдинг находившегося на углу улиц Уобош и Монро.

По путепроводу пронесся поезд надземки.

— До свидания! — заорала я, пытаясь заглушить грохот. — Значит, завтра в два.

Пустые хлопоты любви

Адвокат Бум-Бума, Джеральд Симондс, выдал мне ключи от квартиры, а также от «ягуара», принадлежавшего покойному. Все утро мы просидели над завещанием. Этот документ наверняка должен был привести многочисленных тетушек в неистовство: мой двоюродный брат почти все свое состояние завещал различным благотворительным фондам, в первую очередь Фонду вдов хоккеистов. О тетушках в завещании и вовсе не упоминалось. Мне Бум-Бум оставил кое-какие деньги, сопроводив этот пункт завещания пожеланием, чтобы я не тратила указанную сумму на «Блэк лейбл». Я засмеялась, а Симондс неодобрительно нахмурился. Он сказал, что всячески пытался убедить своего клиента изменить этот пункт, но мистер Варшавски настоял на своем.

Мы закончили около полудня. Раз уж я оказалась в финансовой части Чикаго, можно было бы заняться делами одного моего клиента, но работать не хотелось. Ничего интересного я в данный момент не расследовала — лишь пару обычных рутинных дел. Кроме того, мне нужно было разыскать одного типа, который смылся, прихватив с собой половину средств компании, а в придачу еще и сорокафутовую яхту. Но это могло подождать. Я отправилась на стоянку возле «Форт-Диаборн-Траст», села в свой зеленый «меркури-линкс» и поехала в сторону Золотого Берега.

Как и положено в шикарном доме, у подъезда небоскреба, где жил Бум-Бум, дежурил швейцар, пухлый седоволосый мужчина средних лет. Он помогал выбраться из лимузина какой-то пожилой даме и не обратил на меня никакого внимания. Я долго трясла ключами, пока не нашла тот, который подходил к двери подъезда.

Когда я вошла в вестибюль, открылись двери лифта, и оттуда вышла женщина с крошечным пуделем. Я взглянула на бедного пса с сочувствием — он был весь украшен голубыми ленточками. Собака натянула поводок и попыталась обнюхать мою ногу.

— Ну-ну, Фифи, — прикрикнула на него женщина и дернула поводок.

Аристократическим псам не пристало вести себя по-собачьи.

Вестибюль был не так уж велик. Я успела заметить деревья в кадках, две белоснежные кушетки, на которых могли бы поболтать жильцы, и большой гобелен на стене. В таких зданиях на стенах всегда висит нечто подобное: здоровенные клоки шерсти, свисающие с куска тряпки в виде некоего подобия водопада. Дожидаясь лифта, я разглядывала это произведение искусства безо всякого удовольствия. Оно покрывало целую стену, этакое сочетание пятен зеленого и горчичного цвета. Слава Богу, сама я живу в простецком домике на три квартиры, где нет соседей вроде хозяйки Фифи. И в вестибюле у меня никакой дряни не висит.