«Товар нужно продавать, на то он и товар; а муженьком помыкать, на то он и муженек!» – в незыблемости этого правила торгового дела не сомневался никто: ни боявшиеся своих сердитых супружниц пуще грабителей купцы; ни сами почтенные купчихи, привыкшие по поводу и без оного устраивать взбучки нерадивым муженькам; ни честной люд, частенько примечавший, что вернувшийся из поездки по торговым делам без единой царапины коммерсант на следующий день понуро бродит по городским улочкам с опухшей рожей, всклокоченными, слегка поседевшими волосами и как-то странно пришепетывает, стыдливо прикрывая ладонью ставший еще более щербатым рот.

Впрочем, по караванам Дитрих с Марком не промышляли, и до купчин им дела не было. Ценя свободу и не желая идти в услужение к самодурам-главарям, они работали только вдвоем и нападали в основном на кареты, с которых, кстати, можно было, если повезет, получить весьма неплохой барыш. Как не трудно догадаться, желающих разжиться золотишком из господских ларей да посрывать драгоценные украшения с лебяжьих шеек пугливых благородных девиц имелось превеликое множество. Зачастую разбойничкам приходилось вначале подраться между собой за право напасть на добычу, а уж затем совершить само преступление. Соперничество было кровавым и жестким, но парочку независимых чудаков большие шайки не трогали… Уж больно ловко Дитрих владел мечом, а его тщедушный, с виду совершенно безобидный напарник мастерски крушил черепа, дробил кости и сворачивал скулы, притом чаще всего даже не берясь за болтавшуюся на его широком поясе дубину. Каким чудесным образом двадцатилетнему пареньку удавалось так легко расправляться с человеческой плотью, для всего разбойного сообщества графства Дюар оставалось загадкой. Некоторые, особо суеверные жители лесов поговаривали, что паренек – богомерзкий колдун, но бежать за помощью к святой инквизиции по вполне понятным причинам не спешили.

Вялым, ленивым, совсем не соответствующим его мужественному облику движением разбойник откинул прядь липких волос со лба, а затем, немного почесав за давненько немытым и покрытым тонким слоем грязевой коросты ухом, засунул столь же «чистую» пятерню за отворот расстегнутой аж до самого пупка стеганой куртки. Несмотря на победу, во вчерашней драке ему все же крепко досталось. Детина Вирг метил своим пудовым кулачищем под дых и точно не промахнулся бы, но, к счастью, Дитрих вовремя заметил опасность и оказался достаточно проворен, чтобы свести урон к минимуму. Он резко ушел в сторону, изогнул корпус и развернулся вполоборота, прикрыв живот левой рукой. Кулак верзилы натолкнулся на острый локоть и, соскользнув с него, лишь вскользь прошелся по нижним ребрам. Тогда, в кутерьме кулачной схватки разбойнику показалось это очень удачным маневром, но вот к сегодняшнему утру он так уже не считал. Покалеченный могучими костяшками бок поднывал, да и опухший локоть едва двигался, так что в ближайшие два дня пострадавшая рука вряд ли будет способна держать кинжал.

«Но все ж я с ним расквитался! Получил, верзилушка, полный расчет, да еще и впрок огреб! Поостережется впредь кувалдищами своими размахивать!» – злорадствовал Дитрих, вспоминая, насколько страдальческую рожу скорчил грузный и грозный обидчик, когда ему на коленку опустился тяжелый, кованый каблук сапога. Впрочем, уже через миг на потной физии ненавистного вражины возникло еще более жалостливое выражение, и виной тому был добротный дубовый табурет, вонзившийся острым углом в массивную ключицу досадной ошибки мироздания.