— Я не думаю, — ответил я. — Но то, что ты собираешь вещи и намерена уехать, выглядит паршиво. Будь я детективом, расследующим убийство Брента, в особенности если бы Тилден Шекли платил мне за удобные для него результаты, я начал бы с тебя. Твой муж исчез, любовника сожгли; про тебя же известно, что ты склонна к насилию и вспышкам ярости. Не думаю, что кому-нибудь захочется тебя защищать.

Эллисон обхватила себя руками.

— У меня ничего нет. Брент мертв, Лес исчез, Мило получил агентство, у меня же ничего не осталось. Отвяжись от меня, ладно? — Она наклонилась вперед так, что ее лицо почти касалось колен.

Я досчитал до десяти. Не помогло.

— Вставай. — Мне самому показалось, что мой голос прозвучал немного странно. — Пойдем.

Я схватил Эллисон за плечи и поднял на ноги. Она оказалась тяжелой — нет, это не был мертвый вес, но у меня возникло ощущение, будто ее кости сделаны из свинца. Мне пришлось напрячь все силы, чтобы ее удерживать. Наконец Эллисон сумела вырваться и отстраниться. Она стояла с мокрыми глазами, потирая белые полоски кожи, которые остались на коже от моих пальцев.

— Ублюдок.

— Я не люблю, когда люди начинают себя жалеть. Это не помогает.

— Просто уйди, Трес. Ты меня слышишь? Прежде я считала, что ты нормальный парень.

Эллисон бросила на меня злобный взгляд, но ее гнев быстро испарился. Она всхлипнула, втянула в себя воздух, оглядела многочисленные коробки, письменный стол и пустые стены и снова опустилась на кровать.

— Я так устала, — пробормотала она. — Просто уйди.

— Давай уедем отсюда и сделаем что-нибудь конструктивное.

Она безучастно покачала головой. Когда я сел рядом, Эллисон прислонилась ко мне — ничего личного, словно я превратился в еще одну стену.

— Я возвращаюсь домой, в проклятый Фалфурриас, — сказала она. — Ты можешь поверить? Особняк Леса позволит мне купить там около шести чудесных домов. Я смогу выращивать коров. По ночам буду слушать сверчков. Правда, это безумие?

Эллисон посмотрела на меня, и ее глаза наполнились слезами.

— Я не из тех, кому стоит задавать такие вопросы.

— Дерьмо. — Она рассмеялась. — Ты никогда не отвечаешь прямо на мои вопросы. Где Миранда?

— В безопасном месте.

— В твоей квартире? Вы вместе спите на твоем маленьком футоне?

— Нет, она не со мной.

Эллисон с сомнением посмотрела на меня. Она услышала горечь и жесткость в моем голосе, но не понимала, что они означают. Она попыталась встать, но я положил руку ей на плечо, чтобы удержать.

Я бы хотел сказать, что далее события развивались сами по себе и застали меня врасплох. Но это не соответствовало бы действительности.

Я поцеловал Эллисон. Она не стала драться и ответила на поцелуй с усталым облегчением.

Прошло довольно много времени, прежде чем она опустилась на постель, и я последовал за ней. Эллисон кусала, целовала и дышала мне в ухо, когда я безуспешно пытался расстегнуть первую пуговицу ее плотной белой рубашки, пока она не прошептала:

— Забудь об этом.

Она слегка приподнялась, чтобы стянуть рубашку через голову, снова прижалась ко мне, и теперь ее тело показалось мне гораздо более горячим, почти лихорадочным. Ее спина покрылась гусиной кожей.

Мы катались по кровати Леса Сент-Пьера, всякий раз отбрасывая в сторону те части одежды, которые нам удавалось снять. Как мне кажется, когда мы избавились от ее остатков, Эллисон перестала плакать. Ее тело было необычайно горячим, за исключением кончиков пальцев, холодных как лед.

Между нами словно родилось молчаливое соглашение: мы должны непрерывно двигаться, не обязательно неистово, но постоянно.