— Что он имел в виду, когда сказал: «Подумай хорошенько»?

Глэдис ответила, что Шек предложил ей работать у него секретаршей с пятидесятипроцентным повышением зарплаты. Она сказала, что ответила отказом, но голос у нее прозвучал немного грустно.

Мило смотрел на то место на столе, где сидел Шек, с таким видом, будто раздумывал, не треснуть ли по столу кулаком.

— Ты со всеми связалась?

Глэдис покачала головой и начала рассказывать длинную историю о том, что позвонил владелец клуба из Сан-Маркоса и стал жаловаться, что Эли Уоттс и его «Встающие с Восходом» разгромили комнату в отеле, которую тот снял для них, и хочет, чтобы агентство возместило ему убытки. Глэдис потратила все утро, чтобы успокоить его.

Я уже не сомневался, что стол свое получит, но Мило медленно разжал мясистые кулаки, что-то тихонько пробормотал и повел меня по коридору к себе в кабинет.

Бывшую гостиную явно переделали по специальному заказу, чтобы она удовлетворяла нуждам Мило, — два массивных кожаных кресла, дубовый стол весом, наверное, полтонны, на котором стояли монитор с диагональю двадцать один дюйм и конфетница размером с баскетбольный мяч, и книжные полки, уходившие под самый потолок, причем начинались они там, где нормальные полки заканчиваются. Единственным маленьким предметом в кабинете была акустическая гитара из розового дерева фирмы «Ямаха» — та самая, что он брал с собой, когда мы, студенты колледжа, слегка набравшись, отправлялись в путешествие в винную страну Сонома. Я даже разглядел вмятину около эфа, появившуюся там после того, как я швырнул в Мило пивную банку и промахнулся.

Я сел по другую сторону стола от Мило.

Справа от меня на стене висели вставленные в рамки фотографии нынешних и прошлых подопечных Сент-Пьера, и я узнал парочку звезд, работавших в стиле «кантри». Но все они были из прошлых лет, и не особенно, по моим представлениям, знаменитые.

Центральное место занимал снимок группы Миранды Дэниелс — шесть человек в паршивом баре, все смотрят в камеру, стараясь делать вид, что им это совсем не интересно, будто такое происходит с ними каждый вечер. Джули Кирнс и Миранда сидят рядышком посередине, скрестив ноги в ковбойских сапогах и расправив юбки таким образом, чтобы показать всем желающим икры.

Миранда выглядела лет на двадцать пять, с темными волосами до плеч, слегка вьющимися, от чего возникало ощущение некоторого беспорядка. Ее худое, крошечное тело напоминало мальчишечье. А лицо оказалось совсем непримечательным. На снимке она улыбалась, скосив один глаз на Джули Кирнс, которую камера поймала в тот момент, когда та весело над чем-то хохотала. Благодаря ретуши возникало впечатление, что она ровесница Миранды.

Справа от них сидели два типа за шестьдесят, один с аккуратно подстриженной бородой и солидным брюшком, другой — высокий, жилистый, с жирными черными волосами, которые уже начали редеть. Парни слева были моложе, обоим около сорока, один довольно крепкий, с длинными светлыми волосами, в футболке, пропагандирующей «оп-арт», второй — с темными вьющимися волосами, в черной пастушьей куртке и шляпе и с хмурым выражением на лице, видимо, он косил под Джеймса Дина, но у него не очень получалось. Пастух был немного похож на Миранду, только на двадцать лет старше.

На стене вокруг фотографий я разглядел бледный квадратный ореол и понял, что раньше там висел другой снимок, немного больше размером.

Мило проследил за моим взглядом.

— Они не представляют никакого интереса, — сообщил он мне. — Старый пердун с белой бородой — отец Миранды, Уиллис. Парень в костюме Уайетта Эрпа — старший братишка Брент. Джули ты знаешь… знал. Тощего типа с жирными волосами зовут Бен Френч. Крепыша Кэма Комптона изгнали из своих рядов серферы.