Пожизненный президент Жан-Клод Дювалье и его супруга, мадам Мишель Дювалье, выстроились в линию вместе с прочими гаитянскими высокопоставленными лицами и чиновниками. Бэби Док Дювалье, который унаследовал Гаити в тысяча девятьсот семьдесят первом году, когда умер его отец, Франсуа Дювалье, походил на толстого мальчишку, втиснутого в не по размеру тугой смокинг. Кристалис нашла, что вид у него скорее наглый, чем умный, скорее жадный, чем хитрый. И как он умудрялся удерживать власть над страной, балансировавшей на грани упадка?

Тахион, который вырядился в нелепый персиковый смокинг из жатого бархата, занял место справа от него и сейчас представлял Дювалье участникам делегации. Когда очередь дошла до Кристалис, Бэби Док сжал ее руку и уставился на нее с таким завороженным видом, с каким ребенок смотрит на новую игрушку. Он что-то пробормотал по-французски и продолжил глазеть на нее, когда она отошла.

Мишель Дювалье с надменным видом стояла рядом с ним – высокая, худая и очень светлокожая. Настоящая супермодель! Ее макияж восхищал безукоризненностью, платье с открытыми плечами представляло собой последний крик моды, а уши, шея и пальцы были унизаны множеством кричащих дорогих украшений. Кристалис не могла не восхититься дороговизной, с которой та одевалась, но отнюдь не вкусом.

Когда Кристалис приблизилась к ней, Мишель Дювалье чуть отступила назад и холодно, едва заметно, кивнула, не подавая руки. Прозрачная женщина изобразила некое подобие реверанса и двинулась дальше, выругавшись про себя: «Стерва!»

Каликст, демонстрируя высокое положение, которое он занимал среди приближенных Дювалье, стоял следующим. Он вообще ничем не выказал, что заметил ее присутствие, но Кристалис все время чувствовала на себе его сверлящий взгляд. Ощущение было в высшей степени неуютное, и женщина получила лишнее подтверждение тому, каким влиянием на людей и какой властью он обладает. Интересно, почему он терпит на президентском посту эту марионетку Дювалье?

Остальные присутствовавшие слились для нее в неразличимую мешанину лиц и рукопожатий, которая заканчивалась у дверей, ведущих в огромную столовую. Скатерти на длинных деревянных столах были льняные, столовые приборы серебряные, в центре столов красовались душистые букеты из орхидей и роз. Когда Кристалис подвели к ее месту, она обнаружила, что ее вместе с остальными джокерами: Ксавье Десмондом, отцом Кальмаром, Троллем и Дорианом Уайльдом – запихнули в самый конец стола. Пробежал слушок, будто мадам Дювалье распорядилась усадить их как можно дальше от нее, чтобы они своим видом не портили ей аппетит.

После того как подали вино и рыбу («пуассон руж», как назвал ее официант, – красный люциан с гарниром из волокнистой фасоли и жареного картофеля), Дориан Уайльд поднялся и разразился импровизированной, нарочито цветистой одой в честь мадам Дювалье, все это время оживленно жестикулируя извивающейся, слизкой массой щупальцев, которую представляла собой его правая рука. Лицо первой леди приобрело зеленоватый оттенок, лишь немногим отличающийся от цвета слизи, которая сочилась со щупальцев Уайльда, и на протяжении всего ужина она практически не притрагивалась к еде. Грег Хартманн, который вместе с остальными высокопоставленными лицами сидел рядом с четой Дювалье, отрядил своего цепного пса, Билли Рэя, отвести Уайльда обратно на место, и ужин продолжился в более спокойной и менее интересной обстановке.

Под конец, когда подали ликеры и гости принялись сбиваться в маленькие группки, Проныра Даунс подобрался к Кристалис и сунул ей свою фотокамеру прямо под нос.

– Эй, а ну-ка улыбочку, Кристалис. Или лучше называть тебя Дебра-Джо? Может, объяснишь моим читателям, отчего это уроженка Талсы, штат Оклахома, говорит с британским акцентом?

Кристалис улыбнулась язвительной улыбкой, тщательно следя за тем, чтобы потрясение и гнев, которые она испытывала, никак не отразились на ее лице. Ему известно, кто она такая! Этот журналюга проник в тайну ее прошлого, раскрыл самый ее тщательно оберегаемый, пусть и не самый роковой, секрет.