От этих слов у нее перехватило дыхание. Сара не могла поверить, что он произнес их – так небрежно, с невинной улыбкой – столько лет спустя.

– Ты убил ее, – выдохнула она, сама не сознавая, что слова прозвучали вслух – пока не увидела отразившееся на лице мужчины потрясение. На мгновение его залила бледность. Рот раскрылся, потом губы сомкнулись. Сенатор покачал головой.

– Неужели вы так считаете? Ее убил Роджер Пеллмен. В этом не было никаких сомнений. Этот бедный умственно отсталый мальчик… Я не знаю, как вам об этом рассказать. Он выскочил из леса в чем мать родила и выл так, как будто за ним гнались черти. Все его тело с ног до головы было покрыто кровью Андреа. Он признался, что убил ее.

Лицо Хартманна все еще было бледно. На лбу выступили капельки пота, взгляд казался отрешенным.

– Черт побери, я был там, мисс Моргенштерн. Я стоял во дворе, когда на улице показался Пеллмен. Он побежал к себе домой – на глазах у всех соседей. Мы все слышали, как закричала его мать. Потом приехали полицейские. Сначала они пошли к Пеллменам, потом вместе с Роджером отправились в лес. Я видел, как они выносили оттуда завернутое тело. Моя мама обнимала вашу матушку. Она билась в истерике. Это передалось всем нам. Мы все плакали, все ребятишки, хотя толком не понимали, что происходит. На Роджера надели наручники и увели…

Сара смятенно смотрела в его измученное лицо. Хартманн сжал кулаки.

– Как вы можете говорить, что я убил ее? – спросил он тихо. – Неужели вы не понимаете, что я был в нее влюблен, влюблен по уши со всем пылом одиннадцатилетнего мальчишки. Я никогда не мог бы причинить зло Андреа. Потом мне несколько месяцев снились кошмары. Я был в ярости, когда Роджера Пеллмена отправили в психиатрическую больницу Лонгвью. Я хотел, чтобы его повесили за то, что он сделал, я хотел собственными руками вздернуть его.

«Не может быть». Эти слова неотступно бились в ее мозгу. И все же она взглянула на Хартманна и каким-то образом поняла, что ошибалась. Сомнение притушило жгучую ненависть.

– Суккуба, – проговорила она и почувствовала, как пересохло у нее горло. Она провела языком по губам.Вы были рядом с ней, а у нее было лицо Андреа.

Хартманн судорожно вздохнул. На миг он отвернулся от нее, устремил взгляд на северный храм. Сара проследила за его глазами и увидела, что делегация с «упакованного борта» вошла внутрь. На площадке для игры в мяч было пусто и тихо.

– Я знал Суккубу, – наконец произнес сенатор, по-прежнему не глядя на нее, и она различила в его голосе дрожь. – Я познакомился с ней, когда она уже почти отошла от дел, и мы с ней встречались время от времени. Я тогда еще не был женат, а Суккуба… – Он обернулся к Саре, и она с удивлением заметила, что глаза у него влажно блестят. – Суккуба могла становиться кем угодно, понимаете? Она была идеальной любовницей на любой вкус. Она принимала такой облик, какой ты хотел.

В эту секунду Сара поняла, о чем дальше пойдет речь. И замотала головой.

– Для меня, – продолжил Хартманн, – она нередко становилась Андреа. Знаете, вы были правы, когда сказали, что мы с вами оба одержимы. Андреа и ее смерть преследует нас. Если бы она не погибла, возможно, я бы уже через полгода и думать о ней забыл, как это случается со всеми подростковыми увлечениями. Но благодаря Роджеру Пеллмену Андреа осталась в моей памяти навсегда. Суккуба… она проникала к тебе в голову и использовала то, что там находила. Внутри меня она обнаружила Андреа. Поэтому, когда во время восстания она увидела меня, когда она захотела, чтобы я спас ее от обезумевшей толпы, она приняла тот облик, в котором показывалась мне всегда, – облик Андреа.