Изменить размер шрифта - +
Она рассказывала о своей семейной жизни объективно, будто о правилах уличного движения или границе перемены дат. Думаю, я счастлива, у меня нет проблем, которые можно было бы назвать проблемами.

Ну тогда почему она спит со мной, думал он. Он довольно долго об этом думал, но не мог найти ответа. Он также не мог понять, что конкретно значит «проблема в семейной жизни». Подумывал даже о том, чтобы напрямую спросить ее об этом, однако никак не получалось начать этот разговор. А как ее спросить? Можно ли спросить напрямую, мол, раз ты так счастлива, зачем спишь со мной? Но если это сказать, она наверняка расплачется, решил он.

И без этого она частенько плакала. Плакала очень тихо, долго. В большинстве случаев он не понимал причины ее слез. А она, начав плакать, никак не могла остановиться. Как бы он ни утешал ее, она не прекращала плакать, пока не проходило определенное время. И наоборот, если он ничего не делал, проходило то же время и она сама по себе успокаивалась. Почему люди так не похожи друг на друга, думал он. Он в своей жизни уже общался с несколькими женщинами. Каждая из них и плакала, и сердилась. Однако плакала, смеялась или сердилась по-своему. Было что-то схожее, однако отличий было значительно больше. И вроде как с возрастом это совершенно не связано. Он впервые встречался с женщиной старше себя, однако вопрос возраста смущал его меньше, чем он мог предположить. Гораздо больше его занимал вопрос о разнице в привычках, свойственных разным людям. Он думал, что это ключ, который поможет ему разгадать загадку человеческой жизни.

Как правило, после того, как она заканчивала плакать, они ложились в постель. Она настаивала на этом только после того, как поплачет. Во всех остальных случаях инициативу брал он. Иногда она отказывала. Ничего не говоря, качала головой. В такие моменты ее глаза напоминали белую луну на рассвете, плывущую по самому краю неба. Плоская завораживающая луна, дрожащая от птичьих криков на рассвете. Стоило ему увидеть ее глаза, как он больше ничего не мог сказать. Он особенно и не сердился и не расстраивался из-за отказа спать с ним. Он просто думал — так тому и быть. Иногда в глубине души он чувствовал даже облегчение. В такие моменты они пили кофе за кухонным столом и тихонько переговаривались. Как правило, их разговоры были обрывочными. Ни он, ни она не отличались болтливостью, да и общих тем у них почти не было. Он даже не мог припомнить, о чем они говорили. Лишь какие-то обрывочные фразы. Пока они переговаривались, за окном одна за другой проходили электрички.

Их близость всегда была медленной и спокойной. В буквальном смысле в ней не было физической радости. Конечно, неправдой было бы сказать, что в сексе мужчины и женщины нет радости. Однако у них было слишком много примешано других мыслей и условий. Это отличалось от того секса, который он переживал прежде, и напоминало ему маленькую комнатку. Чистую, аккуратную, приятную комнату, в которой комфортно находиться. И в ней с потолка спускались разноцветные шнурки. Разной формы, разной длины. Каждый из них манил и будоражил воображение. Он хотел бы дернуть за шнурок. А эти шнурки ждали, чтобы он за них дернул. Однако он не знал, за какой шнурок дернуть. Казалось, стоит дернуть за один из них, как перед глазами раскроется восхитительная картина, а иногда казалось, что, наоборот, пройдет миг — и все потерпит крах. Он метался. А пока он метался, к концу подходил очередной день.

Эта ситуация казалась ему странной. Ведь он жил со своей сложившейся к настоящему моменту системой ценностей. Но в этой комнате, слушая шум электричек, в объятиях взрослой молчаливой женщины, он порой чувствовал, как блуждает в хаосе, подавляющем его. Он несколько раз спрашивал у себя самого, неужели он любит эту женщину. Однако не мог найти точного ответа. Он понимал лишь то, что в этой маленькой комнатке с потолка спускаются цветные шнурки. Они здесь есть.

Когда заканчивалась их странная близость, она всегда бросала взгляд на часы.

Быстрый переход