— Добрый вечер, приятель! Так-то ты бежишь от меня, даже не поблагодарив за службу!

— Добрый вам вечер, — пробормотал шляхтич (зубы его стучали, как в лихорадке). — Когда же мне было вас благодарить в лесу, а теперь — скорее бы добраться куда-нибудь да приютиться от бури.

— О, на этот счет не беспокойся; до корчмы еще далеко, а от разбойников ты теперь безопасен… Поезжай-ка, приятель, потише; мне надобно с тобой кое о чем поговорить.

Волей или неволей, а надобно было послушаться своего страшного избавителя. Мысль, что этот избавитель может быть для него гораздо опаснее, чем разбойники, ужасала его и отнимала последние силы. Он сдержал клячу.

— Ну, ты звал меня, и я явился на твой призыв, — начал черный.

— Я?.. — спросил заикаясь шляхтич. — Я?..

— Да, ты, — продолжал его товарищ с прежним ужасным смехом. — Припомни-ка, разве ты не звал кого-то на помощь, разве не сказал: «Спаси меня хоть сам дьявол?»

— Да кто же ты?..

— Тот, кого ты кликал, — хладнокровно отвечал черный, — я дьявол!

Странная дрожь проняла Твардовского; капли холодного пота выступили на лбу. Напрасно хотел он поднять руку, чтобы перекреститься, напрасно хотел повернуть язык, чтобы произнести молитву, — и руки его как будто приросли к телу, и язык словно прирос во рту, как будто на них налегли пудовые гири.

— Ну, что ж молчишь? Или ты мне не рад? Ведь если б не я, пропасть бы и тебе, и твоим деньгам; а что бы тогда сталось с женою? Ну, да мне немного надобно, очень немного! Денег мне не надобно, а душу твою стерегут молитвы жены и твои милостыни.

— Так чего ты хочешь, чего?.. Говори скорее! — продолжал ободренный немного Твардовский.

— Не торопись. Ведь ночь еще длинна, а у меня нет никакой работы.

Тяжко вздохнул шляхтич, да что ж было делать с дьяволом, надо было слушаться. Они ехали шагом. Сивая кляча то и дело вздрагивала под бедным шляхтичем.

— Бери, дьявол, что хочешь, только отпусти меня поскорее! — сказал наконец Твардовский.

— Не спеши! К чему спешить… Корчма далеко — успеем еще; достанет времени.

— Да чего ж ты хочешь от меня?

— Об этом-то я и думаю теперь, — отвечал черный.

Час от часу не легче Твардовскому… На сердце его налегла какая-то тяжесть, страх так оковал его, что он не чуял ничего: ни грома, который страшно грохотал над его головою, ни молнии, ни проливного дождя.

— Не бойся, я не разорю тебя своей просьбой, — сказал, наконец, сатана со смехом, — вот, изволишь видеть, отдай мне то, что застанешь у себя дома, о чем не гадал, не думал, на что не рассчитывал. Отдай мне это, так и сам не разоришься, да и меня не введешь в убыток.

— Что ж это такое?

— А я почем знаю? — отвечал дьявол. — Это откроется после; мне ведь не надо многого…

— Ну, согласен! — сказал Твардовский после минутного размышления. — Восемь месяцев, как я выехал из дома; что бы там могло быть нового?..

— Согласен? — повторил с радостью сатана. — В самом деле, согласен?.. Ну, слово?..

— Verbum.

— Verbum nobile debet esse stabile, — досказал дьявол и с этими словами сдержал клячу Твардовского, велел ему остановиться и указал место под развесистым дубом, который стоял при дороге.