— Натянешь потом. После нашего гостя. Давай, переодевайся, сучка!

Я быстро натягивала на себя трусики больше похожие на две нитки, блестящую короткую юбку и эластичный топ. Они даже не смотрели на меня ржали, курили. Насмотрелись, наверное, на тех, что на сцене, а мне до них далеко. Только почему-то это не имело сейчас никакого значения. По лестнице спустились несколько танцовщиц и равнодушно прошли мимо.

Я хотела крикнуть, а потом вдруг поняла, что всем плевать… а я сама виновата. Я не должна была лезть в это место. Должна была понимать, что такое может случится. Дура. Почему я всегда такая дура. Дрожащими руками застегнула босоножки на высокий каблуках, чуть ногу в них не свернула. Подонки повернулись ко мне и лысый присвистнул.

— Че? У нас даже уборщицы те еще куколки, а? Шаня доволен будет.

Жермен схватил меня под локоть.

— Если все пройдет хорошо получишь хорошие деньги, поняла? А что не так — укопаю, усекла? Все! Пошла!

Кивнула, глотая слезы, подворачивая ноги на лестнице, меня волокли под руки. Я от страха даже сопротивляться не могла. Мне казалось я снова в каком-то кошмаре как когда-то очень много лет назад, когда Егор выгнал меня из дома и я так и осталась стоять на улице с сумкой и дочкой на руках.

По коридору шла оборачиваясь назад, в какой-то беспомощности и жалкой надежде, что кто-то увидит, вмешается, а стук каблуков тонул в красной ковровой дорожке, пальцы охранника стискивали мою руку до синяков, дотащил до какой-то двери с серебристыми буквами «ВИП 6» и втолкнул в нее за затылок.

Я с трудом удержала равновесие и на мгновение словно ослепла от неонового луча со светящегося шара под потолком. Позади что-то щелкнуло, и я поняла, что закрыли комнату снаружи. Невольно забарабанила в дверь.

— Выпустите меня! — в истерической попытке подергала ручку.

— Я же говорил, что панель — это твое место. Здравствуй, Аня.

От этого голоса наяву и настолько близко в замкнутом пространстве по коже прошел очень болезненный разряд электричества. И тут же волной едчайшей и неразбавленной ненависти вместе с пониманием. Как же я не поняла сразу кто все это придумал, не поняла чьих рук это дело. Кто загонял меня, словно дичь в свой капкан и ждал, когда я в него попадусь и … я все же попалась. Медленно обернулась, глядя на него из-за спутавшихся и прилипших к заплаканному лицу волос.

— Как и твое среди шлюх.

Сидит в кресле. Хозяин жизни в темном костюме, ноги широко расставлены, руки на спинке и первые пуговицы белой рубашки расстегнуты. В неоновом свете она не просто белая, а светящаяся, как и белки его глаз. Кожа контрастом темная …он всегда был смуглым. К нему загар цеплялся даже зимой.

«— Шумаков, скажи мне — ты ходишь в солярий?

— А ты?

— Что?

— Если ты ходишь, и я хожу. В твой

— Не хожу.

— Я знаю…хочешь пойти?

Пальцы с моими сплетает и в глаза смотрит невыносимо пристально, даже не моргает. Красивые у него глаза. Светлые, нежные…даже взглядом ласкать умеет, а иногда и сжигать в пепел, так что стонать от возбуждения вслух хочется.

— Нет. Я просто спросила. У тебя кожа смуглая.

— Правильно не надо в солярий. Мне нравится, когда ты такая белая. Нравится быть на тебе темным…когда руку на грудь кладу и контраст этот пиз***ц.

— Перестань! Я же о другом говорила.

— Почему? Представила, да? Что представила? Как ласкаю тебя?

— Перестань! Мы же в кафе!

— И что? Оближи губы, Нютааа…»

Как же я любила его тогда.