И если оно есть, первичные проблемы решатся как бы сами собой. Потому что станет ясно, где, как, что и для чего ты этим вздумал заниматься, так уж устроена эта категория, что отпадут вопросы и останется другое – скорее бы…

Посмотри ещё раз на то, что я предлагаю. Никто не скажет, что он не умеет выводить буквы и слова, и тем более никто не скажет, что он не хочет избавиться от своих проблем или перехитрить трудную ситуацию, в которой оказался. А раз так, значит – это способ для всех, или почти для каждого. По крайней мере, с нашими не очень гегемонистскими целями.

Что будет, если разогнаться как следует, поддать пару, выложиться на всю катушку, а потом… Тпру, заворачивай коней, тебе ходу нет! Или ещё хуже – с ходу, на предельной скорости – о непробиваемую стену?!

От такой картины у каждого мурашки по коже побегут, каким бы крутым он ни прикидывался. И все желание экспериментировать сразу завянет, и умение писать как-то вдруг само собой начнёт забываться.

В общем, правильно. Писать – дело очень рискованное. Но я сразу выскажу свой обычный «поддерживающий тезис, которым пользуюсь, когда меня заворачивают» издатели, – писать не менее рискованно, чем жить. Или так – это не намного более круто, чем пробовать отозваться вообще на любой другой вызов. А ведь живём, воспитываем детей, работаем, о чём-то мечтаем. Делаем, правда, ошибки, но живём!

Значит, мы уже находимся в более-менее рискованных условиях. Так стоит ли мелочиться, считать дело с риском лишь на пару градусов выше невозможным в принципе? По-моему, это глупо.

Тем более что выходов из этого приключения, куда я тебя приглашаю, – немало. Может быть, тебе расхочется. Может, иссякнет материал, может, ты достигнешь своих целей гораздо раньше, чем почувствуешь приближение серьёзных опасностей, к тому же мы пишем не только и не столько для письма, сколько для изменения себя, если угодно, в воспитательных целях. А этих-то целей достигнем, едва начав. То есть лишь задумавшись об этом, ты уже будешь в выигрыше. Так стоит ли чрезмерно переживать, если небольшая прибыль от самой затеи уже гарантирована?

Кроме того, я готов открыть тебе главную тайну литературного ремесла. Это страшновато до поры до времени, когда один, когда никто не поддерживает. А стоит что-то написать, стоит с кем-то подобным поговорить, как дело уже не кажется слишком глупым. То есть самый первый барьер неуверенности, о котором я сейчас толкую, снимается простым признанием в желании писать, и все. Преграда тает, как айсберг любого размера, заплывший к экватору.

Я был бы нечестен, если бы не признался, что на этом, разумеется, страхи не кончаются. Насовсем они не оставят тебя, сколько бы ты ни писал, сколь бы успешным ни был наш с тобой эксперимент. Даже Жорж Сименон в «Я диктую» признался, что до самого последнего романа его преследовал целый букет опасений перед каждым новым романом. Ну и что из того? Он работал, продолжал творить, и, следует отметить, с отменным качеством! В конце концов, многие работы связаны со страхами: актёры боятся забыть текст, певцы – посадить голос, пианисты – переиграть руку, политики боятся компромата, а литератор боится, что вдруг да забудет, как в единый текст составляются слова. И все непременно боятся утратить способность быть интересным.

Но именно это и помогает иногда. Вернее, если такой вот небольшой и контролируемый страх не оставляет человека, то побуждает работать честнее, точнее, самоотверженнее. Он – верное лекарство от застоя, который грозит нам всем, особенно в нашей не самой динамичной стране.

Так стоит ли бояться мелочей, если впереди гораздо большие опасения и «страшилки»? Стоит ли бояться того, что является непременным условием развития? Стоит ли бояться, если это можно использовать как ценную добавку к топливу? думаю – нет и нет.