Николай поднял руку.

    – Можно мне? А ведь это в самом деле первая игра, которую можно будет рекомендовать играть с чистой совестью. Думаю, на нее сразу стоит обратить внимание церкви и прочих общественных организаций, которые блюдут чистоту нравов. Да мы сами им подсунем с соответствующими пояснениями.

    Я слышал, как Секира придвинулся вместе с креслом к Аллодису, спросил тихонько:

    – А ты за кого вообще играешь?

    Аллодис ответил безучастно:

    – Я, наверное, латентный расист.

    – Это как?

    – Ни за кого, – объяснил Аллодис, – кроме людей, баймить не могу и не буду. Утонченные длинноухие эльфы – такие же уроды, как и орки.

    – Я за светлых эльфов, – заинтересовался разговором Ворпед. – Они на стороне добра!

    – Он спросил, – отмахнулся Аллодис, – я ответил. Мне по фигу, светлые они или темные. Это как собаки – если с нами, то друзья человека, если против – дикие лесные звери… Но я никому ничего не навязываю! Просто понимаю: человек – это человек, все остальное – уроды, жертвы мутации. Понимаю, ваша политкорректность доходит и до того, что готовы играть даже за негров… простите, за орков, те вообще не черные, а вовсе зеленые, но я человек твердых убеждений. Мне по фигу, в какую сторону дует ветер.

    Секира сказал с отвращением:

    – В самом деле – расист!

    – Я же сказал, – мирно ответил Аллодис, – мне по фигу, что обо мне говорят демократы и всякая политкорректная… гм… вымараем вместо цензуры. И ввиду наличия дпм-с. Что, нет?.. Извините, я просто увидел длинные волосы… Ладно-ладно, я пошутил! Цензура мне тоже по фигу, но дамы – сдерживающий фактор покруче любой цензуры, закона и указов военного времени нашего все еще переходного периода. Словом, я всегда только за людей. Вот и все. Больше не спрашивайте, а то наш демократ Кулиев настрочит заявление в Гаагский трибунал с требованием привлечь нас к ответственности.

    Секира подумал, сказал нерешительно:

    – А как насчет гномов? Мне вообще гномы нравятся… Я за них пару раз играл, столько денег накопил…

    Аллодис развел руками.

    – Тут уж ничего не поделаешь. Гномы – евреи того мира. Они, не выходя из города, полмиллиона за день делают, в то время как я целый день с оголенным мечом и высунув язык бегаю по лесам и долинам, бью монстров, лечусь, убегаю, подвергаюсь опасности и зарабатываю едва сто тысяч! Да и то половина уходит потом на ремонт доспехов, закупку лечебного зелья. Я понимаю, что те, кто баймит за гномов или темных эльфов, – настоящие демократы и политкорректные люди. У них там что ни фильм, то обязательно у белого полицейского напарник – негр. Но у нас не Америка…

    – И что? – спросил Секира с подозрением.

    – А то, – ответил Аллодис подозрительно мирно, – что отношение к неграм другое.

    – Какое? – поинтересовался Секира еще подозрительнее.

    – Другое, – ответил Аллодис уклончиво. Посмотрел на Кулиева, тот даже не повернул голову в сторону спорящих, но по фигуре видно, что прислушивается, добавил ядовито: – А кто играет за темных эльфов, тот демократ, политкорректник и наверняка пидорас.