В Радиевом институте Вериго руководил измерительной лабораторией. Среди его многочисленных увлечений, быть может, главным было конструирование приборов, ремонт механизмов, налаживание разнообразной аппаратуры. Он сам отлично пилил, строгал, резал, шлифовал, точил, фрезеровал. Страстный автогонщик и мотоциклист, он собрал из немыслимого барахла — бренных остатков доброй дюжины разномастных иностранных машин — удивительного вида автомобиль, которому позавидовали бы и пассажиры «Антилопы-Гну». И любил подвозить на своем «прыгающем гробу» сотрудников, если выходило по дороге. Только Хлопин, как-то воспользовавшийся услугами своего старого друга — Вериго, как и Мысовский, приятельствовал с Хлопиным еще со времен совместного учения в одесской гимназии — и опоздавший на заседание в Академию наук из-за поломки в дороге, с той поры упрямо отказывался от механизированного транспорта и продолжал ходить пешком. Вечные поломки скорее скачущей, чем катящейся машины нисколько не умаляли славы ее хозяина, как конструктора и механика: приборы, выходившие из его лаборатории, отличались надежностью и точностью.

— Вот создадите со своими уранистами или уранцами, не знаю, уж как их назвать, портативный ядерный двигатель, будем с вами обходиться без бензина, Игорь Васильевич, — оптимистически уверял он Курчатова: тот с недавних пор тоже разъезжал на своей машине, но не собственной сборки, а на обыкновенной «эмке» с заводского конвейера,

Курчатов усмехался. Дорога к портативному ядерному двигателю была далека, вряд ли они при своей жизни пройдут ее. Надо же что-нибудь оставить для работы и будущим поколениям ученых!

— Зайдите ко мне, Игорь Васильевич, — попросил Хлопин, повстречав Курчатова в циклотронной. И в крохотном своем кабинетике, показав рукой на диван, продолжал: — Ну-с, если и не время подводить итоги, то о некоторых результатах поговорим. Должен, прежде всего, поблагодарить за превосходную отладку циклотрона. Правда, до обещанной Львом Владимировичем мощности далеко, но отрадно, что машина работает как часы. Помните его выступление на юбилейной сессии Ученого совета в декабре 1937 года? Звучало как стихи. И что циклотрон в качестве нейтронного источника будет эквивалентен ста килограммам радия, и что вообще вскоре станет выгодней покупать за границей циклотроны, а не радий... От импорта радия мы давно отказались, обходимся отечественным, но что-то я не знаю пока страны, которая занялась бы экспортом циклотронов.

Курчатов заметил, что мощность, равноценная 100 килограммам радия, вряд ли достижима на их машине, но нейтронный поток, эквивалентный смеси 15 килограммов радия и бериллия, будет получен еще в этом году. Хлопин улыбнулся. Улыбка разительно меняла его суховатое, вежливо-сдержанное лицо, в нем вдруг появлялось что-то детски-радостное. И тогда верилось, что, и вправду, этот человек может весело проказничать, наряжаться в шуточные маски, танцевать, играть на гитаре, с увлечением петь романсы и оперные арии — так о нем говорили хорошо знавшие его люди. Курчатов никогда его не видел таким. Академик не скрыл своей радости. Мощность, эквивалентная 15 килограммам радия, как раз то, чего жаждут радио-химики. Будем проверять многие загадочные наблюдения. Им за это время изучены десятки осколков распада урана, в общем, картина, лишь немного отличающаяся от той, какую рисуют Ган и Штрассман и их последователи за границей. Но вот что интересно. Были собраны продукты деления, и некоторые из них через много часов после облучения нейтронами показывали явственную активность. Что это? Осколки урана радиоактивны? Или все же образуются загадочные трансураны? Он склоняется к последнему. Для приоритета послал сообщение в печать, будет докладывать на Президиуме Академии наук.

— Пока вы их не выделите химически, прямого доказательства не будет. Слишком уж много путаницы накопилось в мире с трансуранами, — сдержанно заметил Курчатов.