Эл была так добра к нему. Когда он был выброшен в открытый мир, у него не было ничего, кроме ее наволочки с едой и деньгами. Тогда Эл поддержала его. В его представлении она была символом дома и безопасности. Но те прежние представления были неверными. Эл была просто несчастным, ласковым ребенком. Сердобольной ко всем. И он этим воспользовался, овладев ею прямо на клумбе ее матери.

После той ночи в его жизни было много секса. И много жарких минут. Но даже самым жарким из них было далеко до мощи эмоционального взрыва в ту сумбурную ночь среди цветов.

Саймон закрыл глаза и перевернулся на живот. Он считал, что ведет себя как мерзавец. Он не имел права появляться в этом доме со своими эротическими фантазиями о прекрасной принцессе. Семейное счастье со стороны кажется вещью приятной и возбуждающей, но на него это не распространяется. Он точно знал, по какому сценарию будут развиваться события.

Началось с малого – разбитых яиц и антикварных чашек. Дальше все пойдет по нарастающей, хуже и хуже. Однажды Эл поймет, что неприятностей от него больше, чем он сам стоит. Тогда он окажется в очень трудном положении.

Саймон всегда предпочитал избавить себя от этого унижения заблаговременно.

Тем женщинам, с которыми он спал, он всегда говорил без утайки, что их отношения не накладывают никаких обязательств. Отсутствие таковых он пытался компенсировать сексуальным удовлетворением. Во всяком случае, в этом отношении он действительно был щедр. Ублажение женщины в постели являлось искусством, и он посвятил себя его изучению со всей основательностью.

Но такая женщина, как Эл, не удовлетворится, пока мужчина не встанет на колени, обещая достать ей луну.

Расследование смерти Гаса сулило ему адские страдания. Однако использовать Эл, чтобы найти утешение и развеяться, было бы несправедливо. Тем более что он собирался уехать отсюда. Один раз это уже было, и она до сих пор не изжила обиду.

Подобные женщины не для таких, как он. «Мужчина – гарант несчастья», – с иронией подумал Саймон. Эта мысль заставила его горько рассмеяться.

Эта ухоженная спальня годилась для благопристойного секса в добрых старых традициях. Поэтому Саймон чувствовал себя здесь не на месте. Не сказать чтобы сам он когда-либо следовал подобным приличиям, но его изощренный ум был готов представить и такое тоже. Кровать с четырьмя столбиками. Прекрасные полотняные простыни. Большие пуховые подушки. Классная женщина. Почему нет? Он мог себе это вообразить.

Разумеется, он сверху. Благословенная позиция. Электричество выключено. Через окно струится лунный свет. Их тела будут осмотрительно задрапированы пледом, когда он двинется внутрь ее. Нежно ее обнимая. Благоговейно глядя в глаза. Все прилично, чинно и благородно.

Bay! Приятель! Его мужская плоть над ним подшутила. Саймон вынужден был перевернуться на бок, чтобы дать ей какое-то пространство. Он представил, как Эл, нагая, хрупкая, лежа под ним, вбирает его в себя. Глубоко. Скользяще. Пружинисто. Он начинает двигаться внутри ее, целуя ее – жадно, страстно. И ласкает ее соски, пока она льнет к нему в стремлении к удовольствию, отдавая себя. Подобно тому, как она отдавалась той ночью, много лет назад, позволив ему познать, какой неистовой может быть ее девичья страсть.

Нет, для почтенного, приличествующего секса это было слишком. Фантазии явно выходили из рамок. Но прежде чем Саймон это понял, воображение нарисовало следующую картину. Подушки вместе с прекрасным пледом сброшены на пол, и простыни сорваны с матраса. Вспыхнувшие зарницы высвечивают розовые и золотистые штрихи ее гладкой кожи. Он пробегает по ней языком, слизывая каждую соленую капельку.

Он поворачивает ее тело так и сяк, пока не выяснит, что заставит ее трястись и рыдать от удовольствия.