|
Они жаловались, что она не умеет играть, а родителей умоляли не принимать ее больше в доме. Когда же к их просьбам остались глухи, они перестали замечать ее и даже прогоняли, прямо говоря, что не желают играть с ней. Так Анна Мелоди лишилась компании ровесников. Но она не очень-то страдала, поскольку те ей и самой не нравились. Она была неуклюжей девочкой, которая чувствовала себя намного счастливее среди холмов, а не в тесной среде оборванцев, которые бегали по улицам Гленгариффа, словно бродячие коты. Взбираясь на холмы, она чудесным образом перевоплощалась в кинозвезду, представляя себя то Кэтрин Хепберн, то Деборрой Керр: у нее была уйма шелковых платьев, и она томно смотрела из-под длинных дрожащих ресниц. Анна бросала взгляд на расстилавшийся у подножия холмов город и говорила себе, что она лучше всех, что скоро бросит этих занудных кузенов, чтобы никогда не возвращаться к их убогой жизни.
Когда Анна Мелоди вышла замуж за Пако и навсегда уехала из Гленгариффа, она и думать забыла о своих родителях, которые вдруг оказались одни в своем доме. Только воспоминания о ней служили им утешением. Дом стал холодным и мрачным без их любимой Анны Мелоди, которая согревала их своей любовью. Эммер уже никогда не была такой, как прежде. Десять лет она тосковала по дочери, душа ее превратилась в выжженную солнцем пустыню. В письмах, которые Анна Мелоди часто присылала домой, звучали обещания приехать, и они-то и поддерживали надежды родителей, однако со временем они осознали всю тщетность своих чаяний. Более того, они поняли, что слова дочери были лишь формальной отпиской, и это стало для них страшным потрясением. Когда в 1958 году Эммер умерла, Дермот знал, что сердце жены не выдержало, все ее жизненные соки иссякли. Он знал это наверняка. Но он был сильнее и решительнее. Отправившись в Буэнос-Айрес, он спрашивал себя, как получилось так, что он не догадался сделать этого раньше, возможно, тогда его любимая жена все еще была бы рядом с ним. Анна (только Дермот О'Двайер называл свою дочь полным именем Анна Мелоди) наблюдала за отцом, который обходил клумбы. Как бы она хотела, чтобы он был таким, как дедушки других детей. Отец Пако, названный Гектором Соланасом в честь своего деда, всегда был безупречно выбрит и прекрасно одет, даже по выходным. В его гардеробе были только кашемировые свитера, а рубашки он получал из самого Лондона. Он обладал достоинством и осанкой английского короля Джорджа. Для Анны Гектор Соланас был ближайшей к трону персоной и ни разу не падал с этого пьедестала. Даже после его смерти влияние на нее Гектора было очень велико, и она все время представляла, вызовет ли тот или иной ее поступок его одобрение. После стольких лет самым заветным желанием Анны было ощутить себя своей среди чужих, но она так и не сумела достичь внутренней гармонии. Иногда ей казалось, что она наблюдает за миром вокруг себя через невидимое стекло, и какой бы хрупкой ни казалась преграда, никому не удастся ее преодолеть. — Сеньора Анна, вас просит к телефону сеньора Никита. Анну грубо вернули в реальность, она взглянула на отца, который, словно безумный ботаник, набрасывался на зеленые побеги. — Благодарю, Соледад. Мы не будем ждать сеньориту Софию, а поужинаем, как обычно, в девять, — ответила она и исчезла в глубине дома, чтобы поговорить со своей невесткой. — Как скажете, сеньора Анна, — послушно ответила Соледад, направляясь в раскаленную кухню и улыбаясь сама себе. Из всех троих детей сеньоры Анны Соледад больше всего любила Софию. Соледад попала в услужение к сеньору Пако в семнадцатилетнем возрасте, едва выйдя замуж. Она была племянницей горничной Никиты, Энкарнасион. Соледад должна была выполнять обязанности кухарки, а еще убирать в доме, а ее муж Антонио присматривал за поместьем. У Антонио и Соледад не было детей: они очень старались, однако безуспешно. Она вспоминала времена, когда Антонио «использовал» для этого любую подвернувшуюся возможность, даже когда Соледад стояла у печи. |
