Тут в дверь постучали, и вошла незнакомая, расфуфыренная ляга. С неудовольствием посмотрев на меня, она томным голосом произнесла:

— Господин Уотерстоун, можно отвлечь Вас по срочному делу?

Уотерстоун отвернулся от окна и с удивлением на нее посмотрел.

— Хорошо. Подождите за дверью.

Когда дверь закрылась, он посмотрел на меня. Озадаченная его молчанием я подняла глаза вверх и увидела, что он заворожено, смотрит на мою грудь. Получи фашист гранату! Помолчав с минуту, я кашлянула. Он побурел, поджал губы и произнес:

— Леди, Вы простите меня за тот унизительный срыв? Я, безусловно, постараюсь, что бы подобное больше не повторилось.

Его заставил брат. И смотря ему в глаза, я понимала, что мы оба это знаем.

— Конечно.

Получив от меня ответ, он вышел, оставив меня одну. Несмотря на то, что извинился он под давлением брата, я понимала, что не чувствуй он, что его поведение было не допустимым, он бы извинятся не стал. Все-таки, в какой-то мере, он заслуживает уважения. Тут в интеркоме раздалось:

— Алекс, проводи леди в комнату для допроса.

Ну и где мне его искать? Я вышла в приемную и остолбенела. Александр Уоттерстоун обнимался там с расфуфыренной лягой. Кажется, Даша мне говорила, что драг никогда бы не стал вести себя так с женщиной, если бы та не была его невестой? Ну что ж, наверное, я могу принести ему свои поздравления на счет помолвки?

— Прошу меня извинить, что прервала Вас, но командующий попросил проводить меня в комнату для допроса. Я могу дойти сама, если объясните, где она находится.

Уотерстоун оттолкнул, лягу и, сузив глаза, посмотрел на меня. Ляга же взглянула на меня с откровенной ненавистью. Повернувшись к ней, он сказал таким тихим, мягким голосом, что даже у меня мурашки побежали по телу:

— Завтра поговорим.

Ляга побледнела. Что же он за мужчина, если со своей женщиной так разговаривает? А еще говорят, что драги самые нежные возлюбленные. Ага! Однолюбы, которые пялятся на грудь другой женщины! Ну-ну…

— Я сам Вас провожу. Следуйте за мной.

Подлец, а еще меня попрекал за недостойное поведение. На душе было на диво гадко. А мне еще работать.

Зайдя в комнату для допроса, я сразу начала готовится к работе. Совсем молоденький ляг, бросился мне помогать. Командор встревожено переводил взгляд с меня на брата, а Уотерстоун стоял и смотрел на нас, с кривой ухмылкой, прислонившись к стене.

— Леди, у Вас все порядке? — спросил командор.

— Да спасибо.

Нет не все!

— Тогда, я думаю, можно преступать.

— Да, — сказала я и, взяв лицо чуви в руки, преступила.

Мать моя женщина, кажется, я начинаю понимать, что имел в виду доктор. Мерзко было до отвращения. Я легко вошла в подсознание, но потом меня начали переполнять все тайные желания и пороки этого гуманоида. Все и то в чем он боялся, признается даже себе. Просмотрев все минут за двадцать, я наткнулась на сексуальные пристрастия. Прервав сеанс, я извинилась и убежала в ванную, где меня еще десять минут рвало.

Когда я вышла из ванной, то старалась не смотреть на допрашиваемого фигуранта. Ко мне подошел, ляг и предложил стакан воды. Я, испытав прилив благодарности, улыбнулась ему и поблагодарила. И тут услышала голос Александра Уотерстоуна.

— Извините, мы Вам не мешаем? А то мы Вас оставим. Вам леди даже переодеваться не надо. А потом, конечно, дела.

Ему что, в прошлый раз было мало? Если бы мне не было так плохо, то я бы ему объяснила разницу, между вежливостью, которая ему не знакома, в связи с его душевной убогостью и заигрыванием. Но сейчас, в душе, поднялась только тоска и боль. Невыносимая, с которой было сложно бороться.