— Справедливое замечание, дорогая! Каюсь и приношу повинную. Приказывай дальше.

— Мне остается сказать только одно: ты, отец, и ты, Руис должны тоже вооружиться теми же орудиями, так как я намереваюсь заставить работать и вас обоих.

— Ну, это ты уж хватила! — рассмеялся дон Руис. — Что касается меня, то это куда ни шло, я еще молод. Но отец… Смилуйся, сестренка, нельзя впрягать отца в такую работу!

— А может быть, и мне самой придется взяться за лопату! Поверь мне, брат мой: это дело гораздо серьезнее, чем ты думаешь. Я вижу, вы оба не верите мне, но я готова поклясться!

— Нет, я верю тебе, сестра.

— А мне кажется, Руис, что и ты начал сомневаться, хотя из любви ко мне и не хочешь в этом сознаться. Так вот, я клянусь самым дорогим мне на свете, то есть вами обоими, что я действую не наугад и уверена в успехе!

Глаза девушки горели такой верой, она говорила с таким жаром, что двое мужчин, склонив головы, признали себя побежденными: ее вера поборола их неверие. Она убедила их.

— Все твои желания будут исполнены, — сказал дон Фернандо. — Выйдет у тебя что-нибудь или нет, я все равно буду благодарен тебе за твое рвение и заботу о моих делах. Дон Руис по приказанию отца отправился за доном Хосе и тигреро.

Тогда произошло то, что обычно случается при подобных обстоятельствах. В то время как донья Марианна спокойно ждала наступления назначенного ею часа, дона Фернандо и дона Руиса прямо трясло от возбуждения.

Время тянулось для них мучительно долго; подстрекаемые любопытством, они буквально не могли и минуты усидеть на одном месте.

Наконец пробило восемь часов.

— Пора! — сказала донья Марианна.

XXXVII. ПАРК

Все южные народы любят тень, цветы и птиц. Вынужденные из-за жары проводить большую часть суток на открытом воздухе, они довели практику садоводства до высоты, недоступной для северных стран.

Итальянцы и испанцы не перестают трудиться над тем, чтобы превратить свои сады в настоящие оазисы, где можно было бы дышать свежим воздухом, не подвергаясь преследованиям мошкары — этого безжалостного бича тропических и субтропических широт. Эти насекомые, неизвестные обитателям умеренного пояса, в полдень мириадами роятся здесь в каждом солнечном луче. На особенно большую, прямо-таки научную высоту поднята культура садоводства в испано-американских странах, где между полуднем и тремя часами земля, согреваемая с раннего утра раскаленными лучами южного солнца, пышет губительным жаром и до того изменяет структуру воздуха, что дышать становится почти невозможно.

Богатый и выразительный испанский язык имеет два слова для передачи понятия «сад»: слово «хардин», под которым подразумевается исключительно цветник; здесь на открытом воздухе растут великолепные цветы, которые в странах умеренного климата выращивают только в оранжереях, да и то лишь чахлыми и блеклыми. Слово же «уэрта» означает более обширный сад; тут и огород, и плодовый сад, и длинные тенистые аллеи, водопады, фонтаны и пруды — одним словом, весь тот ансамбль, которому в Европе мы даем неточное название парка.

В асиенде дель Торо был такой парк, над благоустройством которого трудились все поколения маркизов де Могюер. Этот парк, территория которого в Европе, где человеческое жилье сведено к позорно малым размерам, сошла бы за огромную, в Мексике считался небольшим. Он занимал всего двенадцать гектаров. Правда, сравнительно небольшой размер парка дель Торо искупался замечательной планировкой местности и обилием тенистых аллей, чем он и славился в Соноре.