– Даже не знаю, как мама это воспримет, – вздохнула ты. – У неё уже был один инфаркт. Боюсь, если она узнает, у неё случится второй.

Я понимала тебя, как никто другой.

– У меня та же история… Папа не поймёт, я его знаю. Он очень упрямый и тяжёлый человек. Знаешь, что он однажды сказал? Что всех «извращенцев» надо сажать либо в тюрьму, либо в психушку. Там им самое место – так он считает.

Ты почесала в затылке.

– Мда…

Солнце золотило твою макушку. Мне вдруг захотелось снова посмотреть в твои глаза, и я сама осторожно сняла с тебя очки. Ты сделала протестующий жест, но я, нежно потеребив твои уши, чмокнула тебя в обе щеки. Без очков твоё лицо выглядело непривычно – из-за этих нездешних, устремлённых вовнутрь глаз. Нет, не страшно было в них смотреть – скорее, больно. Сжималось и сердце, и горло – от подступающих слёз.

Не плакать. Ни в коем случае! Тебе не нужна обидная, унизительная жалость. Не жалости ты достойна, а восхищения и любви.

– Яна… Ты необыкновенная, – проговорила я глухо и сдавленно.

Твои зрячие пальцы защекотали моё лицо, сомкнутые веки вздрагивали, на губах то расцветала, то пугливо пряталась улыбка. Я замерла, позволяя тебе изучать меня… Щекотное, тёплое, смешное чувство. Как одуванчик.Солнце, поспев и налившись жёлтым соком, клонилось всё ниже. В прохладном, остро-терпком воздухе пахло дымом и жареным мясом; в животе сосал голодный червячок, а вино на пустой желудок только сильнее раззадорило аппетит. Хмель уже погладил меня тяжёлой рукой по голове, и оттого она норовила склониться тебе на плечо, но спать было нельзя: шашлыки сгорят.

Сначала меня коснулся твой локоть, а потом по талии скользнула ладонь. На меня вдруг нашло игривое настроение, и я улизнула от тебя, спрятавшись за яблоню. На миг ты застыла, растерянно моргая, а потом улыбнулась и пообещала:

– Догоню, поймаю и съем. У меня хороший слух, ты знаешь.

Стараясь ступать как можно бесшумнее, я уворачивалась от тебя, но ты, навострив свои «локаторы», следовала за мной, выбирая неизменно точное направление. Двигалась ты с хищной кошачьей мягкостью, удивительно скоординированно и ловко, так что, если бы не глаза, можно было бы подумать, что ты – вполне зрячая.

– Думаешь, я не слышу, как ты топаешь? – усмехнулась ты. – Как слон!

– Слон? – прищурилась я. – Ах так!

И нырнула в густой малинник. Царапая лицо и руки, я забралась в самую глубь и затаилась, как мышь… Только сердце стучало, да слегка шумело в висках.

Минуты тянулись, как часы, но ты почему-то не торопилась меня находить. Мне стало тревожно. Может, ты обиделась? Наверно, это была плохая идея… Да и ноги устали и затекли от сидения на корточках, а на холодную сырую землю «пятую точку» не опустишь. Не утерпев, я выбралась из своего укрытия, повторно исцарапавшись. Колючие переплетённые ветки цеплялись за волосы и норовили выколоть мне глаза.

Однако когда я вышла из малинника, ты куда-то пропала. Странно…

– Яна! Ян! – позвала я, озадаченно озираясь.

Пройдясь по саду, я нигде тебя не нашла. Может, ты в доме? Я прошлась по всем комнатам, заглянула даже в туалет, но и там тебя не было. Да что ж такое?!

– Ну и ладно, – пробурчала я обиженно. – Не хочешь выходить – шашлыков тебе тогда не достанется.