Он все переживал в себе, и то, что у него вырвался такой вопрос, означало, что он действительно потрясен необычным поведением матери.
— Но все-таки, где ты была? — повторил Сэм.
Алекс слегка вздохнула и инстинктивно протянула через стол руку, чтобы потрепать его по аккуратно причесанной голове. Он не дернулся в сторону, как обычно, и не стал протестовать из-за взъерошенных волос.
— Я устала, — сказала она, судорожно пытаясь найти объяснение, которое было бы понятно шестилетнему ребенку. — Почувствовала, что мне нужен отдых. Поэтому ушла одна, чтобы немного побыть в одиночестве, вот и все.
— Но обычно ты не уходила без нас! Ведь кто-то должен был присматривать за тобой! — сказал Сэм, взглянув на слегка опустившийся газетный диет.
— Кто бы говорил? — поддразнила его Алекс, пытаясь превратить все в шутку и в то же время внутренне ужасаясь тому, что даже ее шестилетний сын считает, что она нуждается в присмотре. — Ты ведь знаешь, что я вполне взрослая. Я могу сама позаботиться о себе.
— А папа сказал, что не можешь, — вступила в разговор Кейт. — Он говорил это бабушке. Папа носился по дому — вверх и вниз — и выбегал на улицу. И кричал по телефону на тетю Мэнди.
Во время этой непринужденной тирады на запретную тему газета, за которой скрывался Дэйв, опускалась все ниже.
— Достаточно, Кейт, — спокойно остановил ее Дэйв.
Невинные детские глаза округлились от удивления.
— Но ведь так и было! — стала настаивать дочь. — Ты вел себя, как… как бешеный буйвол!
— Как кто? — переспросил Дэйв.
— Как бешеный буйвол, — повторила она, надувшись. — Нас так называет учительница, когда мы носимся по классу. Она говорит, что место бешеных буйволов в прерии. Ну, а ты вчера носился по дому, ведь правда? И посмотри, — она улыбнулась той обезоруживающей улыбкой, против которой ее отец обычно не мог устоять, — мама вернулась целой и невредимой, как я и говорила!
Ну, наконец-то, хоть кто-то нашелся в ее семье, кто считал, что она способна сама о себе позаботиться. Спасибо, Кейт, холодно подумала Алекс.
— Ешь свой завтрак, — произнесла она вслух. — Вы все видите, что я жива и здорова, так что давайте забудем об этом!
Когда дети ушли собираться в школу, она сказала Дэйву:
— Ты можешь ехать в Бирмингем, если хочешь.
Он открыл свой кейс, положил внутрь аккуратно сложенную газету и, немного помедлив, опустил крышку и защелкнул замки.
Этим утром в белой рубашке и темно-сером костюме он выглядел до кончиков ногтей как преуспевающий бизнесмен. Его элегантный вид совершенно не вязался с этой непритязательной кухней и суетой семейной жизни. Ему бы пристало завтракать в обставленной мебелью красного дерева столовой аристократического дома георгианских времен, слабо освещенной утренним солнцем, проникающим внутрь сквозь глубокие оконные ниши. Алекс вдруг пришло в голову, что, пока она топталась на месте в течение этих семи последних лет, Дэйв рос все выше и выше, отдаляясь от нее.
— В этом больше нет необходимости, — холодно отклонил он ее предложение. — Джек Брайс справится со всем не хуже меня.
Тогда зачем было планировать поездку, хотела спросить она, но промолчала. Это могло быть связано только с Линдой.
— Боишься, что я уеду, пока тебя не будет здесь? — спросила она, искренне интересуясь его ответом.
Она понимала, что Дэйв беспокоился и заботился о ней и о детях, но будет ли это трагедией для него, если они перестанут быть частью его жизни?
Дэйв медлил с ответом. |