На Савкиной горке провожает закаты пес Диван.
Все в чабреце, Марин, сейчас здесь один чабрец. Не собираем чабрец, а дышим им.
На аллее старинных лип вечером, на знаменитой аллее Керн, по гравию в тумане ходят аисты.
Аля сегодня рассказала, что жил у них Федя Легковой («А почему легковой? – спросила я. – У него что, легковая машина?» – «Легковой, – она объяснила мне, – потому что он выпивал легко»), и вот этот Федя однажды ударил аиста. А аист – добрая, культурная птица, сказала Аля. И у Феди потом рука болела.
У нас часто можно в полях увидеть аиста.
С аистом пропалывают грядки в огороде.
Идешь в магазин по полю – аист идет с тобой. Идешь обратно – и он шагает обратно же (не из магазина, с поля). И за день это вообще может быть единственный твой попутчик.
Бугрово
Юля – Марине
Моя дорогая Марина! Хожу в вашей черной вельветовой куртке, причем, стоит также заметить, – уже десять лет! С третьего курса универа.
Написала три рассказа. Объем, как вы говорите, щадящий…
Ваша Юля.
Мы на этом столе чистим рыбу – красноперок и окуней, чистим грибы – подольховики и маслята. Перебираем смородину. Сушим шиповник.
Простой такой стол – из досок, перекошенный, подбитый гвоздями, заросший лопухами и конским щавелем, ну стол как стол.
А цыплята шагали и набирались тепла, желтого, как пух бессмертника.
Один раз я купалась под мельницей недалеко от усадьбы (там есть ветряная мельница) и повстречала цыганку. Она курила (такая красная пачка «Примы») и рыбачила. Ни лески, ни поплавков не видно, но разрешила мне искупаться.
А в Зимарях, и я там тоже купаюсь, это старинная деревня, живет такой Сергей Комаров, и я к нему захожу иногда попить воды. Родниковой. Он угощает. А на ведре у него гвоздиком выбито аккуратно: «Комаров».
Вспыхнул скандал. Поссорились с Машей, и Аля, расстроенная, в сердцах:
– Да я лучше поговорю с помидором!»
А потом они поругались, на каком расстоянии сажать капусту.
– Если на маленьком расстоянии, капуста и будет маленькая – «шамки», – сказала Маша.
– А если на большом, то капуста вымахает и будет «хряпа», – сказала Аля.
– Ты, Маша, уже ничего не помнишь, – сказала Аля. – К тебе приходили, огурцы прорядили, ты и рада была.
– Приходил полухей какой-то, – ответила Маша. – Огурцы после него не росли.
– Огурцы надо сажать, – сказала Маша, – когда зацветет третий венчик у калины. Торкнул семечки в землю – и через грядку поцеловаться, чтобы огурцы были сладкие.
Москва
Марина – Юле
Читаю, сердце радуется!
Пиши, пиши – пока хочется, говорил мне Яша Аким.
Первое лето в Уваровке без Люси. А тут все ждет ее, будто она уехала на зиму и вернется, и мы с ней снова будем здесь, как на орбитальной космической станции. Ее ботиночки, галошики, тапочки, сапожки, валенки, плитки электрические – ни одну не выбросила за тридцать лет – величайшая ценность! – состарившиеся запыленные игрушки для маленького Серёжи: малый бильярд, баскетбол в миниатюре, фехтовальные принадлежности, шпаги, серсо, бадминтон, резиновый Чиполлино с котомкой, солдатики, тевтонские рыцари…
Фотографии под стеклом – домашний иконостас, образа, Псалтирь, в который Люсиной рукой, отчетливым почерком красивым, чтобы мы разобрали, вписаны молитвы на сон грядущий, на пробуждение, и молитва святого Франциска: «Господи, удостой меня быть орудием мира Твоего! Чтобы я вносил веру туда, где сомневаются, надежду туда, где отчаиваются, любовь, где ненавидят, свет – во тьму. |