Джон Карлайл в свои неполные тридцать пять вполне мог позволить себе вообще ничего не делать до конца жизни, но здесь, в сельве, он по-прежнему работал проводником для глупых гринго и относился к этому крайне серьезно. Так же, как и его отец.

Подходя к дому, он вновь задумался о хозяйке. Почему-то в голове неотступно крутился некий образ – темноволосая, кудрявая, с точеной фигуркой девушка. Невысокая, серо-глазая, улыбчивая, но тихая. Джон не мог сказать наверняка, видел ли он подобную девушку в жизни или это было только видение. Вероятно, это тот самый тип женщины, который его привлекает…

Каседас ждала его на террасе. Впрочем, не слишком-то и ждала, как выяснилось. Она играла с двумя черными как смоль щенками, Юноной и Юпитером. При виде своей молодой мачехи Джон невольно улыбнулся. Худенькая, невысокая, черноволосая и черноглазая, Каседас, видимо, была обречена до самой старости выглядеть подростком. Видавшие виды джинсовые шорты, растянутая футболка цвета хаки, волосы небрежно схвачены в хвост, худые загорелые руки покрыты царапинами, и на коленке свежая ссадина. Девчонка!

– Что ты здесь делаешь, матушка Каседас?

– Ой, напугал! Ты очень тихо ходишь… сын мой. Налей себе сока. Я только что выжала. Лед в ведерке под столом.

Джон кивнул, наполнил большой стакан соком и сел в шезлонг, с наслаждением вытянув босые ноги на прохладных каменных плитах пола.

– Что у нас произошло за утро? Я увлекся скачкой. Шайтан в отличной форме.

– Ты тоже. Пожалуй, ничего особенного не произошло. Звонила Мерседес…

Мерседес была двоюродной сестрой Джона, а ее мужем был однокурсник Джона по Оксфорду.

– Как она?

– Она-то ничего, а вот Лон попал в больницу.

– Ой господи! Я ей позвоню. Вероятно, это связано с нервами. Он в последнее время работал на износ.

– Никогда я не понимала, как политики ухитряются работать на износ. Язык у них стирается, что ли? Впрочем, Лон мне нравится, и мне его жаль. Приятный парень. И с Мерседес они друг другу подходят.

– Что ж, бывают и удачные браки, надо это признать.

– Джон, я вот что думаю… Мерседес теперь приехать не сможет, так что, может быть… ты попросишь Тюру? Прием для вас всех очень важен, а я…

Слезы немедленно заблестели в черных глазах Каседас. Джон отвел взгляд. Все правильно. Она всегда терялась в присутствии знатных родственников, а официальные приемы ненавидела всей душой, стараясь во время них забиться в самый дальний уголок дома. Собственно, приемы в Доме На Сваях были редкостью. Ричард Карлайл лопнул бы от злости, если бы ему предложили устроить прием. Однако после его смерти многое переменилось.

Через несколько дней Дому предстояло принять всех представителей клана Аркона, а также толпу влиятельных бизнесменов и политиков из Каракаса, Венесуэлы, Нью-Йорка и Буэнос-Айреса. Такая обширная география объяснялась очень просто: Аркона были богаты, влиятельны и честолюбивы, владели алмазными приисками и нефтяными скважинами, занимались политикой и бизнесом, а Джон Карлайл волею судеб являлся с некоторых пор официальным главой семейства. То, что глава семейства предпочитал объезжать лошадей и бродить с винчестером по сельве, для остальных членов семьи являлось фактом, достойным всяческого сожаления.

Джон мрачно уставился на реку. Слезы Каседас его трогали – но и раздражали.

– Перестань. Успокойся, Каса! Не всем дано устраивать пышные приемы, только и всего. Между нами говоря, подобное умение отнюдь не свидетельствует о большом уме или таланте. Просто организаторские способности…

– Я же вижу, как они все на меня смотрят. Мерседес, Франческа, Родриго – все!

– Все они не протянут в сельве и двух часов, если их оставить там в одиночестве.