Узнал только, что концерт начался полтора часа назад. Он прервется, чтобы продолжиться завтра вечером, через три с половиной часа, но у Джона помутилось сознание, когда он понял, что вся эта безумная гонка могла и не иметь красивого финала.
Я должен узнать. Она наверняка за кулисами. Но… если она еще не пела… Имею ли я право появляться сейчас?
Джон разрывался между желанием увидеть Викторию и разрубить наконец этот узел из недомолвок и обид и страхом ранить ее, шокировать своим появлением.
А еще он безмерно боялся ее отказа.
Невыносимо было стоять и ждать, теряя время. Джон не мог бездействовать.
Я просто спрошу. Узнаю… постараюсь не попадаться ей на глаза. Пока.
Джон стал пробираться к сцене, которая примыкала к павильону, где, очевидно, ждали артисты.
Услышав: «Виктория Маклин. Ее песня “В моем сердце боль и радость…”», – Джон не поверил своим ушам.
А потом зазвучала музыка. Бесконечно красивая, тягучая, немного печальная, она рождала невозможные, нереальные воспоминания о том, что происходило несколько веков назад, отражалось в настоящем и, наверное, существовало где-то всегда.
И вот вышла – она. Джон едва узнал ее в той необыкновенной, ослепительной женщине в волшебно-прекрасном платье, которая стояла на сцене. Она почти не двигалась, только свободные руки мягко поднимались, замирали и снова опускались.
Мягкий, глубокий, немного хрипловатый голос, будто срывающийся в некоторые моменты, пел печальную старинную историю о любви, которая вторглась в жизни двух людей и разрушила все, и привела их к гибели, но все же сделала счастливыми…
Джон неотрывно смотрел на Викторию.
И теперь он точно знал, что это его женщина. Самая странная, необыкновенная, талантливая женщина, которую ему посчастливилось встретить. И, может быть, она позволит ему идти с ней по жизни рядом… Эта гордая и непонятная волшебница.
Моя любимая. Моя Виктория.
Джон пробирался к сцене. Виктория пела. И тут он понял, что у него даже нет цветов… Где остались орхидеи, он не помнил.
А между тем, по всем канонам голливудских фильмов, он должен был немедленно преподнести любимой женщине кольцо с бриллиантом. Или, по меньшей мере, охапку роз.
Как ни крути, а красивый финал… откладывался.
Ну уж нет!
Виктория допела. Джон стоял уже сбоку от сцены, возле ступенек.
Музыка затихала медленно. Виктория трогательным жестом прижала ладони к груди и улыбнулась, так светло и искренне, что у Джона защемило сердце от любви к ней. Вот она поклонилась… подняла голову… обвела зрителей взглядом…
Замерла – будто остановилось время.
Где-то за сценой всплеснула руками и счастливо завизжала Клер.
Пять ступеней. Четыре широких быстрых шага.
Факел – ярче, выше, рассыпаясь искрами, но не потухая…
Он взял ее руки в свои. Все понял. Ни одного лишнего слова.
– Прости меня. Я люблю тебя. Ты даже не знаешь, как сильно. Люблю и восхищаюсь. Пожалуйста, будь моей женой. Я прошу тебя об этом.
А у Виктории не было слов. Она только сжимала его руки. Наверное, все ответы, которых ждал Джон, он прочел в ее глазах.
Он порывисто подхватил Викторию на руки. Ему хотелось идти быстрее, нет, бежать и кричать всему миру о своем счастье. Но на руках – драгоценнейшая ноша, и Джон очень осторожно и трепетно спустился со сцены.
И им не было никакого дела до шума, поднявшегося в толпе, когда у всех на глазах родилось это человеческое счастье.
|