— Он никогда не был особенно легким, — согласилась Мэги.

— Милая моя, я была за ним замужем. Помнишь? И знаю, каким он был! Вечный ханжа, суровый, кислый, раздражительный, нудный. Но не стоит снова об этом. Бедняга умер, да почиет он в мире. Но он был такой старомодный, такой жесткий, с него можно было писать средневековый портрет для церковных витражей.

Заметив, что все вокруг ее внимательно слушают, Нуала обняла Моги за талию и объявила:

— Это мой ребенок! Не я родила ее, но, конечно, это совершенно не важно.

И Мэги заметила, что Нуала глотает слезы.

Мечтая сбежать из переполненного ресторана и поговорить, они ушли вместе. Мэги не нашла Лайама, чтобы попрощаться, но знала, что по ней никто не будет скучать.

Рука в руке Мэги и Нуала прошли по Парк-авеню сквозь сгущающиеся сентябрьские сумерки, повернули на запад на Пятьдесят шестую улицу и остановились в «Иль Тинелло». Заказав кьянти с тоненькими ломтиками жареных цуккини, они рассказывали друг другу о своей жизни.

Для Мэги это было просто.

— Интернат; меня отправили туда, как только ты уехала. Потом Карнеги-Меллон, и наконец, курс изобразительных искусств в Нью-Йоркском университете.

— Замечательно. Я всегда знала, что либо это, либо скульптура.

Мэги улыбнулась.

— У тебя хорошая память. Я люблю лепить, но для меня это только хобби. Фотографом быть гораздо практичней, и не буду скромничать, но кажется, я неплохой фотограф. Есть отличные клиенты. А что ты, Нуала?

— Нет, давай закончим с тобой. Ты живешь в Нью-Йорке. У тебя любимая работа. Развиваешь свой природный талант. Такая же хорошенькая, как я надеялась. Тебе исполнилось тридцать два. А как насчет любви, или как там вы, молодые, это называете?

У Мэги привычно екнуло сердце, но она просто сказала:

— Три года была замужем. Его звали Пауль, он закончил Академию воздушных сил. Его только выбрали для работы в НАСА, когда он погиб во время тренировочного полета. Это случилось пять лет тому назад. Думаю, что никогда не смогу одолеть это потрясение. До сих пор трудно говорить.

— О Мэги!

В голосе Нуалы прозвучало глубокое сочувствие. Мэгн вспомнила, что мачеха была вдовой, когда выходила замуж за ее отца.

Покачав головой, Нуала прошептала:

— Почему такое происходит? — Потом бодро предложила:

— Давай закажем.

Во время обеда они вспомнили все двадцать два года. После развода с отцом Мэги Нуала переехала в Нью-Йорк, потом посетила Ньюпорт, где встретила Тимоти Моора, с которым дружила еще в раннем детстве, и вышла за него замуж.

— Мой третий и последний муж, — сказала она. — И самый лучший. Тим умер в прошлом году, и мне его страшно не хватает! Он не был одним из богачей Мооров, но у меня чудесный домик в красивом районе Ньюпорта и соответствующий доход. И конечно, я все еще занимаюсь живописью. Так что я в порядке.

Но Мэги заметила легкую неуверенность в ее лице и поняла, что без сияющего, веселого выражения Нуала выглядит на свои годы.

— Действительно в порядке, Нуала? — тихо спросила она. — Ты выглядишь… озабоченной.

— О да, все хорошо, просто отлично... Но, понимаешь, в прошлом месяце мне исполнилось семьдесят пять. Много лет тому назад кто-то сказал мне, что, когда перевалит за шестьдесят, начинаешь постепенно прощаться с друзьями или они прощаются с тобой, а когда исполняется семьдесят, то это происходит постоянно. Поверь, это правда. Я потеряла нескольких хороших друзей за последнее время, и каждая новая потеря ранит все сильнее. В Ньюпорте становится одиноко, но тут есть замечательный пансионат — ненавижу произносить дом престарелых, — и я подумываю в скором времени туда перебраться.