— Не смею дольше задерживать вас, мистер Риверс, — сказал Уэксфорд, который начал думать, что у Розалинды Суон был, безусловно, скверный вкус в отношении мужчин. Неприязнь, которую он испытывал к Суону, ни в какое сравнение не шла с тем отвращением, которое вызывал у него этот человек. Он следил за тем, как Риверс застегивает пуговицы своего плаща, и все ждал, чтобы тот произнес хоть какие-то слова о том, что оплакивает ребенка, который, похоже, оказался никому не нужен. Слова эти наконец были произнесены, но в довольно любопытной форме.
— Для меня ее смерть стала шоком, — сказал Риверс поспешно, — но для меня между тем она умерла еще несколько лет назад, фигурально выражаясь. Я думаю, что никогда бы не увидел ее снова. — Он пошел к двери, нисколько не смутившись под возмущенным взглядом Уэксфорда. — Одна газета предложила мне две тысячи за эксклюзивное интервью.
— О, мне следовало это предвидеть, — сказал Уэксфорд ровным голосом. — Это будет некоторой компенсацией за вашу трагическую потерю.
Он подошел к окну. Все еще шел дождь. Дети, направляясь домой обедать, выходили с Куин-стрит, на которой находилась школа. Обычно в дождливые дни они преодолевали свой путь бегом. Сегодня в первый день второй четверти, пи один из них не шел без сопровождения. И все они нашли убежище под зонтиками, которые символизировали для Уэксфорда нечто куда более значительное, чем просто защиту маленьких головок от моросящего дождя.
Весь день Берден занимался рутинной работой. Домой он вернулся только в седьмом часу. Едва ли не впервые после смерти Джин ему захотелось побыть дома, со своими детьми, особенно с дочерью. Весь день он думал о ней, ее образ вытеснил образ Джеммы, и по мере того, как он все больше знакомился с обстоятельствами жизни и смерти Стеллы, Берден все чаще видел перед собой Пат — одинокую, испуганную, сломленную и… мертвую.
Именно она бросилась к нему, едва ли не до того, как он успел вставить ключ в замок. И Берден, которому показалось, что он увидел особую тревогу в ее глазах, необычную потребность в том, чтобы ее успокоили, быстро наклонился и обнял дочь. Он не мог знать, что Пат поссорилась со своей теткой и всегдашним союзником и бросилась за поддержкой к единственному оставшемуся взрослому человеку.
— Что такое, дорогая? — Майк уже мысленно видел остановившуюся машину, манившую руку, фигуру человека, выходящего во влажные сумерки. — Расскажи мне, что случилось?
— Ты должен сказать тете Грейс, чтобы она не встречала меня после школы. Я учусь не в младшем классе, я не малышка. Я была опозорена.
— О, и это все?
Почувствовав облегчение и радость, он засмеялся, а, увидев обиженно надутые губы Пат, потянул девочку за хвостик и направился на кухню, чтобы поблагодарить Грейс за ее предусмотрительность. Как глупо с его стороны волноваться, когда у его детей был такой хранитель!
Однако он понял, что должен уделить дочери побольше внимания сегодня вечером. Во время ужина и после него, помогая Джону с геометрией — с теоремой Пифагора, которую Морда велел выучить к следующему дню, — Берден все время мыслями и взглядом возвращался к Пат. Он не выполнил своего долга по отношению к ней, не следил, эгоистично уйдя в собственное горе, за дочкой и не интересовался ее жизнью так, как следовало. А если бы она была отнята у него, как Стелла Риверс, ее ровесница?
— В прямоугольном треугольнике, — автоматически сказал он, — квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов.
Вот Грейс выполняла свой долг. Он исподтишка следил за ней, пока Джон чертил треугольник. Она сидела в темпом углу комнаты и при свете настольной лампы писала письмо. Ему вдруг пришло в голову, что она, должно быть, тысячи раз сидела вот так, за озаренным светом лампы столом, в большом тихом отделении госпиталя, писала ночной отчет и, зная, что находится среди людей, которые нуждаются в ней, в то же самое время была независима. |