Он уже второй раз меня спрашивает, в порядке ли я. Какой он милый! Не в силах устоять, сканирую его глазами: высокий, волосы темно-каштановые с русыми прядями, тридцать с небольшим, жилистый, голубые глаза, глубокий и сексуальный голос… Короче, идеал.
— Жаль, что я вас напугал, — добавляет он. — Я не хотел.
Я опять киваю головой, как кукла. Я, наверное, похожа на дурочку! Поднимаюсь с папкой в руках и спрашиваю:
— Сеньора Санчес вернулась с вами?
— Да.
Я удивлена, ведь я не слышала, как она вошла в кабинет. Хочу выйти из архива, но немец берет меня за руку.
— Что ты пела?
Этот вопрос застает меня врасплох, я чуть не подпрыгиваю: «А почему это тебя интересует?» Но, к счастью, я сдерживаю свой порыв:
— Песню.
Он улыбается. Боже мой! Какая улыбка!
— Я знаю… Мне понравились слова. Что это за песня?
— «Черное и Белое» Малу́, сеньор.
Но мои слова ему, кажется, нравятся. Он что, смеется надо мной?
— Теперь, когда ты знаешь, кто я, ты называешь меня сеньор?
— Прошу прощения, сеньор Циммерман, — разъясняю я профессиональным тоном. — Я не узнала вас в лифте. Но теперь, когда уже знаю, кто вы, думаю, что должна обращаться к вам должным образом.
Он делает шаг вперед, а я назад. Что он делает?
Он делает еще один шаг ко мне, а я, пытаясь отойти назад, натыкаюсь на полку. Я в ловушке. Сеньор Циммерман, сексуальный тип, которому несколько дней назад я сунула в рот клубничную жвачку, сейчас почти навис надо мной и наклоняется так, что его лицо оказывается напротив моего.
— Мне больше нравилось, когда ты не знала, кто я, — шепчет он.
— Сеньор, я…
— Эрик. Мое имя — Эрик.
Смущенная и взволнованная тем, что со мной делает этот гигант, глотаю комок эмоций.
— Мне жаль, сеньор. Но я полагаю, что это будет неправильно.
Не спрашивая моего разрешения, он вытягивает ручку, которая удерживала пучок волос, и мои прямые темные волосы падают на плечи. Я смотрю на него. Он смотрит на меня. Это длится долгое время, и слышно лишь наше прерывистое дыхание.
— Ты проглотила язык? — спрашивает он, прерывая молчание.
— Нет, сеньор, — отвечаю я, чуть ли не падая в обморок.
— Тогда куда подевалась та остроумная девушка из лифта?
Я собираюсь ответить, но слышу голоса начальницы и Мигеля, которые входят в кабинет. Циммерман прижимается ко мне и приказывает молчать. Не понимаю, почему, но я подчиняюсь.
— Где Джудит? — спрашивает начальница.
— Я почти уверен, что она в кафетерии. Наверное, пошла за кока-колой. Она еще не скоро вернется, — отвечает Мигель и закрывает дверь.
— Ты уверен?
— Уверен, — настаивает Мигель. — Ладно, иди ко мне.
О боже! Это не должно произойти.
Сеньор Циммерман не должен видеть то, что, я полагаю, эти двое собираются делать. Думаю, как же остановить это или отвлечь его, но ничего не приходит в голову. Этот мужчина навис надо мной и не отрывает от меня взгляд.
— Тихонько, сеньорита Флорес. Пусть развлекаются, — шепчет он.
Я хочу умереть!
Какой стыд!
Через мгновение голоса стихают, слышны только звуки поцелуев. Испуганная неловкой тишиной, я смотрю в приоткрытую дверь и прикрываю рот рукой. Начальница сидит на столе, Мигель ее ласкает. У меня учащается дыхание, а Циммерман улыбается. Обнимает меня за талию и притягивает к себе.
— Тебя это возбуждает? — спрашивает он.
Я молча смотрю на него. Я не собираюсь отвечать на этот вопрос. Мне стыдно, что мы оба наблюдаем за этой сценой. Но его пристальный взгляд меня пронизывает, и он приближает свои губы к моим. |