— Что такое пространство? — завершил лектор. — Что значит оно для нашего ощущения времени, для ощущения конечности жизни, неотъемлемого от человеческой натуры? Что такое космические ракеты — просто «Фау-два» — переростки, или же юнговы символы спасения, тайнопись некоего футуристического мифа?

По полупустой аудитории прокатилось эхо аплодисментов, а Карен Новотны обратила внимание, как напряглись его ладони и уперлись в зеркало на коленях. Всю неделю он свозил огромные зеркала в пустой дом у водохранилища.

ГАРАНТИИ ПО ЭКСПОРТНЫМ КРЕДИТАМ

— В конце концов, стандартная такса мадам Нху — тысяча долларов за интервью; в данном случае мы можем настоять на пяти и получить его. Черт побери, да это же тот самый…

Мозг отупевает. Выставка фотографических изуверств вызывает слабый проблеск интереса. Тем временем с темных вершин вселенной тускло светят квазары. Из противоположного угла, стараясь не подать вида, за ним наблюдает Элизабет Остин, а он слышит, как к нему обращаются «Пол», и будто бы ждет поступления тайных депеш из штаба движения сопротивления времен III Мировой войны.

ВЫСОТА ПЯТЬСОТ ФУТОВ

Мадонны плывут над Лондоном, словно исполинские облака. Лица их, выписанные на дранке в стиле Мантеньи, безмятежно взирают сверху вниз на разглядывающие их уличные толпы. Счет мадоннам идет на сотни; вот они исчезают в дымке над стейнзовским водохранилищем Королевы Марии. Чтоб организовать такой тур-де-форс, надо быть поистине выдающимся антрепренером; в рекламных кругах только и говорят, что о загадочном международном агентстве, недавно открывшем счет в Ватикане. В Институте же доктор Натан пытается обойти стороной поздний Ренессанс.

— Маньеризм меня утомляет, — откровенничает он с Элизабет Остин. — Что бы ни случилось, лишь бы он не дорвался до Эрнста и Дали.

ДЖОКОНДА

Проектор быстрыми рывками менял слайды, и на экране одно за другим возникали женские лица, анфас и в профиль.

— У психопатов с преступными наклонностями, — отметил доктор Натан, — лицевые мышцы отличаются ригидностью и пониженным тонусом.

В аудитории стало тихо. На экране возникла удивительная женщина. Казалось, плоскости лица ее сходятся в каком-то невидимом фокусе, который и проецирует изображение, задержавшееся на стенах; казалось, аудитория находится внутри ее черепа. В глазах ее тускло светились силуэты архангелов.

— Эта? — тихо спросил доктор Натан. — Ваша мать? Понимаю.

ВЕРТОЛЕТ

Огромные лопасти «сикорского» оглушительно разрезали воздух в полусотне футов у них над головой, и между облетевшими деревьями, окаймляющими въезд в город, опадали, вихрясь, пыльные столбы. Квинтон, откинувшись на спинку водительского сиденья «линкольна», одной рукой рулил, а другой время от времени подавал через плечо знаки пилоту вертолета.

— Какой бит! — воскликнул Квинтон, когда радиоприемник исторг громкую ритмичную музыку. — Это тоже вы? Ну, и чего вам еще не хватает?

— Зеркал, песка, убежища от времени.

ПЛЕНКИ ИМАГО

Танги: «Jours de Lenteur».

Эрнст: «Наряжание невесты».

Кирико: «Сон поэта».

ДЖЕККИ КЕННЕДИ, ТЫ МНЕ СНИШЬСЯ

По ночам в коридорах сна лампой зависал безмятежный лик вдовы президента. Предупреждая его, она словно скликала под свои знамена легионы обездоленных утратой. Рассвет застал его на коленях в сером гостиничном номере перед номерами «Ньюсуик» и «Пари-матч».