— Жаль мне сердечно и братца вашего, Андрея Аркадьевича, — говорила Даша, — потому, как хороший они господин. Не надолго их при такой жизни хватит. Работают они, трудятся день и ночь, почитай, в своей мастерской картины пишут, месяцами сидят над ими, картинами этими-то, a продали, смотришь, денежки получили и опять ничего нет. По счетам от портних разных для молодой барыни так все и разойдутся. Все как есть до единой копеечки на наряды да выезды Анастасии Юрьевне идет. Уж так-то жаль молодого барина, так жаль, что и сказать невозможно, — заключила, едва не плача, свой рассказ Даша.
Поздно вечером ушла она из детской, предварительно перекрестив и поцеловав спящих детей и оставив новый ряд сомнений в душе Ии.
Глава III
— Пятью шесть?
— Тридцать.
— Восемью три?
— Двадцать четыре!
— Семью девять?
Надя замялась на мгновенье.
— Семьдесят два! — неудачно подсказал соседке Жура.
— Жура, не тебя спрашиваю, a сестру, — не повышая голоса, произнесла Ия.
— Дрянной мальчишка! Тебя за уши следует выдрать за твои подсказки, — сердито закричала Нетти, сидевшая тут же с тетрадью модного журнала в руках.
Сконфуженный и красный, как рак, Жура замолк и виновато опустил голову.
— Ну, Надя, ответь, сколько по-твоему будет семь раз девять? — снова обратилась к девочке Ия.
Ta молчала.
— То есть удивительно тупица эта Надька, — нетерпеливо двигаясь на своем месте, говорила сердитым голосом Нетти, — ничего не знает, самых обыкновенных вещей, простую таблицу умножения и то сколько времени задолбить не может.
— Не пугайте девочку, Нетти, вы видите она и так растерялась совсем, — тихо по-французски, чтобы не быть понятой детьми, — обратилась к золовке Ия.
— Как же, испугаешь ее! — отвечала ей громко по-русски Нетти. — Лентяйка она и упрямица, на редкость… Ну, говори же, сколько семью девять — не скажешь, за уши отдеру, — так же сердито накинулась она на Надю, грозно сдвигая свои черные брови.
Девочка задрожала. Её маленький брат весь насторожился и подтянулся, готовый каждую минуту защитить сестренку.
— Надя, голубчик, — подойдя к девочке и положив ей руку на плечо, проговорила Ия, — подумай хорошенько над моим вопросом, a главное не волнуйся, никто не тронет тебя пальцем, уверяю тебя.
Едва успела произнести эти слова Ия, как в ту же минуту Нетти, красная как пион, с дрожащими губами очутилась перед ней.
— Как вы смеете! Как вы смеете! — не раскрывая рта, зашипела она по адресу невестки.
— То есть, что я смею? — не поняла Ия.
— Так говорить со мной… Дискредитировать меня в глазах этих идиотских детей. Раз я говорю, что смею выдрать за уши эту глупую, бестолковую девчонку, — то значит могу сделать это… A вы отрицаете… Как смеете вы это отрицать?
— Послушайте, Нетти, — снова переходя на французский язык, произнесла Ия, — мы поговорим с вами после урока обо всем этом, a теперь не мешайте мне заниматься с детьми.
— Как? Что? Я мешаю вам заниматься? Да что это за травля, за заговоры против меня! Я ведь буду жаловаться на вас… Вы еще только неделю здесь, a уже Бог знает что позволяете себе со мной. Я не потерплю этого, я не перенесу! Я хозяйка в доме, вы должны уважать меня, — кричала Нетти, нимало не смущаясь присутствием детей.
В первую минуту Ия было растерялась, но, сделав усилие над собой и забрав себя в руки, стараясь быть спокойной, она снова обратилась к жене брата:
— Вы напрасно так волнуетесь, Нетти. |