Римо молча сел возле Викки Стоунер и стал ждать. Поле Тайруса заполнялось. Повсюду раздавались многочисленные крики и приветствия, слышались гитарные аккорды.

Над полем разносилась чья то громкая песня, и, наблюдая за тем, как Викки Стоунер засыпает, Римо попытался разобрать слова:

Раскрой глаза и облако всоси,

Вихрись мой путь далек,

И радостно всплакнем на посошок,

Ведь завтра – лишь просроченный билет…

Горит живот от химии любви.

Тебя подачками стремятся удержать.

Раскрой глаза, тебе ведь наплевать…

Раскрой глаза и облако всоси.

Римо поинтересовался у блондина с повязкой смыслом текста песни.

– Понимай, как хочешь, старик. Как есть, так и есть. Не в кайф уточнять, врубаешься, чувак?

– Конечно, – отозвался Римо.

– Это – протест.

– Против чего?

– Против всего, старик, врубаешься? Против того, что затрахали окружающую среду. Против лицемерия, мужик. Против угнетения.

– Тебе электрогитары нравятся? – спросил Римо.

– Я от них тащусь. Гитары – кайф.

– А ты знаешь, откуда берется электричество?

– Это – карма, старик.

– Нет, не из кармы, из генераторов, – сказал Римо. – Из природу загрязняющих, умопомрачающих генераторов.

– Никогда такого не слышал, старик!

– Какого?

– Таких слов. Это – улет, старик! Лом. Генераторы – средозагрязняющие, умопомрачающие – генераторы. Кайф!

Будучи не в состоянии использовать далее подобную лексику, Римо умолк. Он наблюдал, как мужчина со шрамом покрутился сначала возле одной опоры башни, затем – возле другой, но так ненавязчиво, что это выглядело, будто он просто болтается без дела.

«Дэд Мит Лайс» должны были начать в семь вечера. В половине седьмого с такой громкостью, что можно было бы услышать и на дне болота, из динамиков разнеслось известие о сорокапятиминутной задержке. В семь сообщили, что все начнется не раньше, чем через час. В половине девятого объявили, что все начнется с минуты на минуту. В девять часов несколько ослепительных прожекторов обозначили сцену, отделяя ее от окружавшей темноты, и из динамиков прозвучало: «Вот они!»

Раздались визга и стоны, но на сцене так никто и не появился. Потом в луче большого прожектора на сцене выросла виселица. Раскачиваясь на веревке, из темноты показалось тело. Оно дергалось, изображая судороги, причем таз двигался как при половом акте. Затем веревка оборвалась, и тело благополучно приземлилось на ноги, живое и невредимое, в белом трико с вырезом почти до лобка. На атласном комбинезоне висели куски сырого мяса, и сочившаяся кровь впитывалась в блестящую ткань.

Микрофон на сцене был поднят до нужного уровня, и Мэггот провозгласил:

– Привет, скоты! Вас тут как грязи. Как грязи в поле!

Это было воспринято с энтузиазмом. Во время радостного улюлюканья Римо заметил, что блондин с индейской повязкой решил действовать. Оружием у него оказалось шило с маленькой ручкой. Только Римо было заметно его неожиданное движение в сторону Викки Стоунер, потихоньку просыпавшейся рядом. Римо предпринял контрдействия. Левой рукой он раздробил запястье нападавшего и резко развернул парня к себе Глаза блондина округлились от неожиданности сначала по поводу вдруг онемевшей в момент удара кисти руки, а потом по поводу того, что происходило у него в сердце. Хотя в нем уже ничего не происходило. Оно перестало биться. Превратилось в желе. Парень рухнул, изрыгая кровь, а толпа продолжала самозабвенно улюлюкать.

Кто ползком, кто кувырком – на сцене появились участники группы «Дэд Мит Лайс».