Но не совсем понимаю, что именно это означает: что вам подконтрольны сновидения людей, уснувших на данной территории, или всех тех, для кого она стала местом действия сна? Иными словами, если человек уснул в каком-то другом городе и увидел во сне желтый свет Маяка…
– Да, я понял. В этом случае мы, к сожалению, ничего сделать не сможем. В сновидениях мы не выходим за пределы своей территории. А желтый свет Маяка настигает людей в тех местах, где они спят. В точности, как наяву синий, который с лета стали видеть в других городах.
– То есть спящие за пределами пограничного города остаются без защиты патрульных? – нахмурился Тони Куртейн. – Этого я и боялся. Так боялся, что даже не решался тебя расспросить. Но сегодня подумал: ладно, какого черта. Факты не перестанут быть фактами только потому, что в моем сердце жива надежда на более оптимистическую картину. Поэтому надо знать, как на самом деле обстоят дела.
– Но твоя-то защита где угодно работает, – заметил Альгирдас. – Желтый свет Маяка теперь везде страшный свет, на который никто идти не захочет.
– Бывают очень храбрые люди. Которые даже во сне способны действовать, невзирая на страх.
– Стефан, начальник Граничной полиции Другой Стороны, говорит, жизнь там устроена так, что сильные, храбрые люди даже до совершеннолетия не доживали бы, если бы не были фантастически удачливы. Он считает, что незаурядной храбрости часто сопутствует незаурядная же удача. Так, по его словам, проявляется высшая справедливость Вселенной; собственно, все тот же баланс, о котором тебе слушать тошно.
– Ничего, как-нибудь потерплю, – усмехнулся Тони Куртейн. – Хрен с ним, с балансом. Пусть будет, если уж Вселенной приспичило. Особенно, если он проявляется именно так.
Просто не надо бояться обломов и неудач, – думала Люси. – А наоборот, заглядывать в этот чертов двор каждый день, по расписанию, как на работу. Уж точно не обходить его десятой дорогой, чтобы, не дай боже, не убедиться, не увидеть собственными глазами, что наяву там все совсем не так, как в моих замечательных снах. Вот уж правда, было бы, о чем беспокоиться. Заранее ясно, что наяву все всегда совершенно точно не так. Это давно не новость, с тех пор, как ревела в четыре года, не обнаружив в спальне приснившегося серого щенка. И тогда же, наревевшись всласть, поняла, сама себе объяснила таким специальным взрослым внутренним голосом, что в этом в общем нет ничего страшного: некоторые вещи существуют только во сне, как печка – только в доме деда и бабки, в родительскую квартиру ее не утащишь. А оттуда нельзя забрать с собой любимое кресло и подаренный папой на день рождения самодельный кукольный дворец. Но это не означает, что где-то хуже, а где-то лучше. Просто по-разному. И очень здорово, что можно жить по очереди то там, то там.
А что некоторые сны сбываются, вернее, овеществляются, продолжаются наяву, как однажды оказался прекрасной, хоть и жуткой на первых порах, с непривычки правдой трамвай, увозящий своих пассажиров на Эту Сторону, зыбкую городскую изнанку, где быть человеком по умолчанию радостно и легко – так это просто щедрый подарок, всегда желанный, но никем заранее не обещанный, его нельзя ни выпросить, ни заслужить. Иногда сам приходит в руки, и это огромная радость, лучшее, что вообще может случиться. Но глупо впадать в отчаяние всякий раз, когда подарка не принесли, – вот о чем думала Люси, пока шла по улице Бокшто к воротам, ведущим во двор, куда столько раз заходила во сне, что наяву стала обходить его стороной – просто для равновесия. Ну и чтобы лишний раз не убеждаться, не видеть своими глазами, что никакого чудесного, лучшего в мире кафе там на самом деле нет. Потому что разумные рассуждения дело хорошее, но кроме головы есть еще и сердце. |