После съемок промо-ролика к завтрашней программе, стою перед зеркалом и терпеливо снимаю мокрой салфеткой грим. За моей спиной Анальный Карлик ругается с редакторами по поводу сценарных ходов. Редакторы настаивают на том, что мы должны подходить к освещению темы наркотиков аналитически, Карлик же хочет скандала.

– Ты хочешь превратить серьезную тему в балаган! – кричит Таня. – У нас будут солидные гости, которые способны рассуждать! А тебе непременно хочется заставить гостей наброситься друг на друга!

– А ты хочешь превратить программу в унылое говно! – заводится Вова. – В понурую агитку! А ведущего – в клоуна, который, типа, должен сказать зрителям: если будете юзать наркотики, сразу умрете. Все твои друзья умрут, твои родители умрут, а ты станешь НАРКОМАНОМ! – Вова строит ужасающую рожу.

– А нельзя ли все это совместить в одном флаконе? – наивно вопрошает Тоня, будто не понимая, что для этих двоих главное – не конечный продукт, а то, насколько программа соответствует их точке зрения.

– Можно, – встреваю я, – если первые полчаса мы будем обсуждать соскочившего с иглы парня, благодарить ментов, которые его приняли, и врачей, которые его спасли. Потом сравняем с землей СМИ и современную культуру, которая заставила этого чувака подсесть на герыч, а комментировать и делать аналитические выводы будет отставной генерал ФСКН, который все эти годы грудью защищал страну от наркотрафика.

– Ну и где тут скандал? – хором спрашивают они.

– Скандал? – Я протираю салфеткой крылья носа. – Скандал в том, что в конце программы в студию заваливаются менты с понятыми, выворачивают отставнику карманы и находят там килограмм героина, аккуратно расфасованного в презервативы. А я, как обычно, заключаю: общество больное, СМИ – помойка, врачи и менты мало зарабатывают, а потому ничего не делают. И виноваты во всем – чиновники!

– Бред какой-то, – морщится Тоня.

– Но суть, в общем, передана верно, – кивает Вова.

– Андрей, а у тебя самого какая позиция по наркотикам? – пытается поймать меня Таня. – У нас ведь авторский проект.

– По наркотикам? – я задумываюсь.

– Ты же употребляешь?

– Не то чтобы употребляю... так... траву иногда.

– То есть ты за легализацию? – давит Таня.

– Нет!

– Как же? Ты сам куришь!

– Мне можно – другим нельзя. Особенно тяжелые, и особенно детям. И чтобы, – после паузы, – никто никого не втягивал. Все должно быть как в сексе. Только по любви. Вот в этом и кайф.

– Моя хата с краю, ничего не знаю, – кривится она. – Ты все время хочешь отшутиться, а тебя смотрит миллион человек, которые после передачи, услышав это твое «мне можно», пойдут на дискотеку покупать экстази или кокаин. Кто беднее, пойдут за «чеком». Ты бы посмотрел в глаза людям, которые лежат в хосписах для винтовых наркоманов! Поговорил бы с их родителями, врачами!

– Ты в хосписе работала, стесняюсь спросить?

– Она видео-материалов насмотрелась, в процессе подготовки, – хмыкает Вова.

Но Таня вошла в раж, ее несет, и, пытаясь завести меня, она прет не разбирая дороги:

– Ты рассуждаешь удивительно безответственно! Очень лицемерно и инфантильно! Здесь я курю, а здесь я осуждаю, тут я сожрал экстази, а тут наехал на ментов, которые не ловят дилеров! У тебя будто совсем нет позиции! Будто тебе совершенно все равно!

– Кстати, иногда это видно в кадре, – замечает Вова.

– Это правда. – Я придирчиво осматриваю свое лицо.