Почти неделю она просто молчала. Единственные подробности, которыми она соизволила поделиться со мной, касались полицейского расследования, смятения и гнева ее ни на что не способного отца, ее возмущения нашими преподавателями и приятелями-студентами, ее отчаяния из-за бедного Гути. Когда все понемногу улеглось и местонахождение Гути наконец перестало быть тайной, Минога пыталась навещать его в больнице Ламонта, где, как выяснилось, он лежал все это время. Первый раз она заговорила там с кем-то, и этот кто-то — по-видимому, пускаться в эти детали пустая трата времени — запретил ей приходить: состояние мистера Блая слишком тяжелое и нестабильное. Месяц спустя она пришла снова. На этот раз в больницу Миногу пустили, но от ворот поворот ей дал не кто иной, как Гути Блай. Пользуясь словами, заимствованными у Готорна, он отказался даже видеть ее. Наотрез. И неизменно отказывался весь выпускной год, и Ли, по-моему, отступилась. После того как мы отправились в Нью-Йорк, она никогда не упоминала о нем.

Иногда я возвращался мыслями к этому голубоглазому пареньку, думал, что сталось с ним. Он все еще много значил для меня, к тому же я знал, что он по-прежнему очень много значил для моей жены, которая с годами перестала быть Миногой и сделалась широко известной — в определенных кругах — под именем, данным ей при рождении. Я надеялся, что с Гути все хорошо. Спустя шесть или восемь месяцев, думал я, он наверняка выписался из больницы и вновь нашел свой путь. Вернулся, например, к родителям: когда те выйдут на пенсию, станет заправлять в «Бэджер фудз» и немного оживит торговлю. А может, уехал из Мэдисона, женился на девушке, очень похожей на него, работает в офисе, растит двух или трех детишек-херувимчиков. Таким, как Гути Блай, суждено проживать тихие, не осложненные событиями, но полноценные жизни. Если уж для них мир оказался нехорош, обо всех остальных и говорить нечего.

Истинная судьба Гути оставалась для меня загадкой до лета 2000 года, когда на редкий совместный отдых мы с женой отправились на Бермуды. Отпуск я, как правило, вообще не беру, супруга же предпочитает посещать хорошо знакомые ей места, где она сможет и друзей навестить, и заняться чем-нибудь. Она много времени проводит на конференциях и заседаниях, ведя насыщенную и во всех отношениях замечательную жизнь. Замужем за писателем можно чувствовать такое же одиночество, как если жить без мужа, не имея друзей. Я счастлив, что Ли создала себе такую наполненную жизнь, и ценю редкие случаи, когда мы выезжаем куда-то вместе без всякой причины, кроме как отдохнуть да побродить пешком. Разумеется, я всегда беру с собой работу, а Ли всегда путешествует со своими «прибамбасами». И вот, когда в Гамильтоне мы наслаждались отличным обедом в «Таверне Тома Мура», в дальнем конце помещения я заметил мужчину моих лет, начинающего седеть блондина с приятным загорелым лицом, сидящего за столом с необычайно привлекательной женщиной, очень на него похожей. Не будь рядом жены, я, невзирая на возраст незнакомки, ту блондинку с легкостью назвал бы самой эффектной женщиной в зале. Бывшая Минога не подозревает об этом, ее обычно раздражает, если это подчеркивают, однако, где бы она ни оказалась, Ли Труа всегда самая красивая.