Беспомощно глазевший, не смевший вмешиваться Реджис, да и любое ночное существо, которое могло стать свидетелем поединка, не нашли бы слов, чтобы описать этот невероятный танец, расцвеченный голубым и зеленым мельканием Сверкающего Клинка и меча убийцы, лиловыми бликами в глазах Дзирта и красным свечением глаз Энтрери. Скрежет клинков превратился в симфонию, мелодию, сопровождавшую танец, и рождал странную иллюзию гармонии между этими злейшими врагами.

Они разом остановились в нескольких футах друг от друга, оба понимая, что конца не будет этому кружащемуся танцу и не будет никакого преимущества ни у одного из них. Они стояли как близнецы-братья, как тома одного и того же собрания сочинений.

Энтрери громко рассмеялся, осознавая это, наслаждаясь моментом, многоактным спектаклем, который, наверное, продлится до рассвета и так никогда и не придет к развязке.

Дзирту, однако, это не казалось смешным, и его воодушевление в начале схватки прошло, оставив только тяжесть ответственности за Реджиса и друзей там, в туннелях.

Убийца сделал резкий выпад снизу мечом, с каждым ударом целясь выше, заставляя Дзирта в полную силу защищаться от многочисленных хитрых ударов.

Удары ритмично следовали один за другим, потом ритм нарушился коварным выпадом кинжала. Убийца издал вопль ликования, на мгновение решив, что задел Дзирта.

Эфес Сверкающего Клинка стал на пути кинжала, поймав и удержав его в дюйме от тела Дзирта. Энтрери скривился, но упорно продолжал давить.

Лицо Дзирта осталось холодным, кинжал ни на волос не сдвинулся.

Поворотом запястья дроу далеко отбросил кинжал. Энтрери предусмотрительно отдернул оружие, отступил назад.

— Ты почти попался, — поддразнил убийца. Он снова насупился, видя, что Дзирт не отвечает ни словом, ни движением и ни одна черта его словно окаменевшего темного лица не дрогнула.

Сабля ударила наискосок, громко звякнув о летящий навстречу меч Энтрери.

Резкий звук напомнил Дзирту о времени, о том, что Вирна может быть уже близко. Он представил себе своих друзей — в опасности, плененных или даже погибших, почувствовал укол раскаяния по отношению к Вульфгару, который он не смог бы объяснить. Он встретился взглядом с Энтрери, напоминая себе, что этот человек был причиной всего происшедшего, что именно он обманом завлек его в туннели и разлучил с друзьями.

И теперь Дзирт не мог их защитить.

Ударила сабля, вторая — с другой стороны. Дзирт повторил выпад еще раз, потом третий, с каждым лязгом металла, с каждым движением настраиваясь на свою задачу, обостряя свое чутье воина.

Удары были точно нацелены, и противник так же безупречно парировал их, но ни Дзирт, ни Энтрери, сражаясь, не отводили глаз друг от друга, не следили за движениями рук. Ни один из них даже не моргнул, когда взмах сабли Дзирта взъерошил волосы на голове Энтрери и когда меч Энтрери просвистел перед самыми глазами Дзирта.

Дзирт почувствовал: что-то изменилось, поединок скоро закончится, — и продолжал нападать и парировать, Энтрери, тоже измотанный, не отставал от него.

Убийца пригнулся, выбросив меч вперед; Дзирт описал полный круг, парируя удар за спиной.

Образы Бренора и Кэтти-бри, плененных Вирной, терзали эльфа; он представлял Вульфгара, раненого или умирающего, с горлом, пронзенным мечом дроу. Вульфгар виделся ему на вершине погребального костра — навязчивая картина, от которой Дзирт никак не мог избавиться. Дзирт позволил наваждению захватить его внимание, предоставляя страху за друзей питать его ярость. «В этом и состоит разница между мной и убийцей», — думал он, убеждая ту часть самого себя, которая уговаривала его держать разум незамутненным и совершать точные и обдуманные движения.

Так вел бой Энтрери: все рассчитывая, никогда не чувствуя ничего, кроме близости врага.

Слабое рычание слетело с губ Дзирта; его лиловые глаза пылали от гнева в свете звезд.