Эдак скоро можно будет и на тот берег перебраться. Вот только нет у меня охоты туда ходить. Опять там туман густой лежит, на который смотреть немного зябковато, не физически, а душевно. Есть в нем что-то такое, от Стивена Кинга. Меня в свое время его книга на эту тему очень впечатлила. Даже больше, чем фильм.
Кто знает, что живет в той хмари, которая затянула все пространство сколько взгляда хватает, и даже частично захватила тихие, недвижимые воды реки Смородины? Проверять точно не хочется.
Зато над теремом Мораны, который окончательно утратил всякую иллюзию призрачности, раскинулось звездное небо. Сама же хозяйка его стояла на крыльце, глядя на меня и сложив руки на груди. Причем она немного изменилась по сравнению с прошлым разом. На щеках появился румянец, черты лица несколько поменялись, сделав ее куда симпатичней, да еще в отдельных местах она стала… Как бы так выразиться… Чуть выпуклее.
— Ну здравствуй, гость желанный, — глубоким голосом, который, опять же, здорово отличался от того, что я слышал ранее, произнесла она. — Заждалась тебя. Даже думать начала, что не хочешь ты меня видеть.
— Неправда ваша, — возразил я. — Просто навалилось как-то сразу все и много. Три дня на ногах, от усталости мысли разбегаются как тараканы. А я смотрю, у вас тут ландшафт опять поменялся?
— Что такое «ландшафт»? — насторожилась Морана. — Мне сие слово неведомо.
— Да вон. — Я ткнул пальцем вправо. — Мост подремонтировали, и с той стороны реки туману куда больше стало.
— Навь почуяла, что я пробудилась, — нехорошо сверкнули глаза богини. — И ей весть эта ох как не по нраву. Раньше все было как? Тишина, забвение, покой. Я сплю, она дремлет, и дети ее тоже вечные сны видят. Псоглавцы, босоркуны, планетники, души злодеев в огненных озерах и героев-воинов в курганах — все угомонились, все забыли прошлые подвиги и обиды, все упокоились в Нави. А тут — вон чего. Я пробудилась. А где один встал, там и другие могут проснуться.
— И что тогда? — забеспокоился я.
— Тогда не она будет главной, — пояснила богиня. — Опять придется с кем-то власть делить. Например, со мной. А власть — штука сладкая, ее на всех не растянешь, ее себе целиком забрать всегда охота. Вот она и волнуется, на мой берег поглядывает, гадает, что дальше станется. И тебя, ведьмак, она тоже приметила, не сомневайся.
— Не пугайте меня, — попросил я Морану. — Не надо. У меня там, в моем мире, неприятностей полно, а тут еще это.
— А как ты думал? — рассмеялась богиня, и смех ее прозвучал как дюжина маленьких золотых колокольчиков. — Неужто Навь не учует родича тех, кого столетиями баюкает? На том берегу, ведьмак, твоих братьев хватает. Еще из тех, из первых ближников Вещего князя. Кого-то он сумел в Ирий вывести, а кто-то навеки тут остался, глядеть бесконечные сны о битвах. Лежат они в сырой земле, в курганах, под багровыми стягами, там, где смерть свою приняли.
— Трогательно, — подал голос я. — И пусть лежат, вечная им память.
— И они, и кони их, и доспехи, — продолжила перечислять Морана. — И мечи. Те, что Олег саморучно из небесного железа ковал, на которые чары наводил и огненные знаки Трибога накладывал, чтобы сталь эта разила любую нечисть и нежить, не встречая преград. А уж как тех клинков колдовское да ведьмино семя страшится!
Вот же стерва! Хитрая, умная, расчетливая стерва!
— Еще раз про меня такие слова подумаешь, я осерчаю, — деловито предупредила Морана. — Сильно осерчаю, не посмотрю, что ты мне люб.
— Вы о чем? — выпучил глаза я, придав лицу как можно более идиотское выражение. |