Она решила на укол не реагировать. Это собрание посвящено Веронике — вероятно, Артём на самом деле обеспокоен судьбой сестры и потому решил узнать поближе ту, которая общается с ребенком чуть ли не больше всех остальных.

— Тебе не за что меня…

— Не скромничай! — без стеснения перебил он. — Скромность никому не идет. Ника стала намного спокойнее и тише — даже я это заметил, а уж отец бы по пунктам расписал, что конкретно в ней изменилось.

О мнении Александра Алексеевича Настя знала, но не считала похвалу полностью заслуженной. Об этом сказала и Артёму:

— Нет. Сама я изменила не так уж и много. Вероника становится взрослее, серьезнее… и учится лучше притворяться.

— Притворяться? — парень смотрел на собеседницу с интересом, ловя каждое слово.

— Притворяться, что внимание отца ей нужно не так сильно, как на самом деле, — пояснила Настя.

Артём грустно усмехнулся.

— Вот оно что. А он до сих пор прикрывается работой?

— Почему же прикрывается? Разве он мало работает?

— Много. Но это его выбор. Фирма не развалилась бы, не приедь он туда денек-другой. Для него работа уже давно стала прикрытием. От проблем. От собственных страхов. От непонимания, что делать с дочерью и как ей помочь. Он окружил Нику чужими людьми, чтобы они помогли решить ее проблемы. А сам он боится остаться с проблемами наедине. Поэтому и занят всегда. Понимаешь?

Настя заторможено кивнула. Теперь она понимала — Артём был полностью прав. И это объясняло восторг отца по поводу ее, Настиных, даже мелких побед. Сам он уже и отчаялся добиться хоть одной. Он и правда закрылся работой, как щитом, от того, с чем не справлялся. Но Александр Алексеевич не обманывал в этом Веронику или кого-то еще — он обманывался сам. И щит этот он использовал не только от неуправляемой дочери, но и от реальной жизни. Вечно занятому, ему было некогда думать о себе, о спутнице жизни или других вопросах, которые требовали бы серьезной переоценки событий из прошлого. Поэтому он и выбрал быть занятым вместо остального.

— В общем, спасибо тебе, — повторил Артём. — Только я хочу попросить тебя об одном — не исчезни из ее жизни так же внезапно, как появилась. Не сейчас, когда она через тебя учится смотреть на людей по-новому, дождись… когда у нее появятся друзья среди сверстников или другой человек.

— Я постараюсь, — искренне заверила Настя. Она это и без него знала, да и никогда не относилась к детям как к работе.

— Вот и хорошо! — Артём поднял виски и, когда Настя повторила жест, стукнул донышком о ее бокал. — Мне будет спокойнее, когда я вернусь в Майами.

— В Майами? Постой, твой универ же в Чикаго!

— Я так и сказал! — он был очарователен в своем показательном шалопайстве. — И давай уже номерами телефонов обменяемся, а то как неродные.

— Зачем? — Настя бы не прочитала двусмысленного подтекста в предложении, если бы не всегдашнее выражение лица, которое в любую фразу Артёма вносило ощутимый привкус флирта.

— Так звонить тебе буду — каждый день ровно в десять по Гринвичу. Спрашивать, чем занимаешься, что на тебе надето… ну, ты же занималась уже сексом по телефону?

— Что?!

Он выдохнул обреченно.

— Oh, my fuckin' ass… Вас в училки по отсутствию чувства юмора набирают? Мне нужен твой номер на случай, если вдруг пойму по разговорам с сестрой, что у нее проблемы.