|
Он предупреждал о нашествии врагов, приветствовал королей и объявлял смерть дожей. Говорят, он звонит по собственной воле, и если кому-то посчастливилось прибыть в Венецию под его великий, благородный звон, то на этого человека снисходит особый венецианский дух, толк в котором один только старый колокол и понимает. Мой приятель впервые рассказал мне об этой примете годы назад, а я спрашивала: что, если человек шестьсот проходят мимо колокольни одновременно, как узнать, по ком звонит колокол.
— Не волнуйтесь, — ответил он. — Колокол никогда не будет звонить для вас. Марангон действительно молчит, поскольку перед башней стою я. Я не смотрю на базилику. Я не дохожу несколько метров до площади. Я не готова. Не готова для чего? Я говорю себе, что не каждый может безнаказанно бродить по месту, которое в туристических проспектах рекламируется как самая божественная гостиная планеты, обветшавшая, застывшая в хрупкой гармонии. Я повернула обратно, дождалась вапоретто до вокзала и высадилась на Риальто. Почему сердце не дрогнуло у меня в груди? Даже сегодня, когда Венеция давно и уютно обосновалась в моей душе, я по-прежнему отношусь к ней с подозрением.
Глава 1 СИНЬОРА, ВАМ ЗВОНЯТ
В маленьком кафе было много немецких туристов, несколько англичан и всего за парой столиков — местные жители. Сегодня утром, 6 ноября 1993 года, я приехала в Венецию с двумя приятелями на буксире. Мы тихонечко переговаривались, потягивая «Амароне». Время шло, зал пустел, но я обратила внимание, что один столик, самый дальний от нас, оставался занятым. Я почувствовала на себе мягкий ненавязчивый взгляд одного из четверых мужчин, сидевших в углу. Не придав значения, я повернулась обратно к своему бокалу. Вскоре мужчины и мы остались в одиночестве. Через несколько минут подошел официант и пригласил меня к телефону. Мы никого не поставили в известность о поездке в Венецию, и даже если кто-то догадывался, никто не мог знать, что мы завтракаем в «Вино-Вино». — Это ошибка, — улыбнулась я официанту. — Нет, синьора. Зовут именно вас, — настаивал он. — Слушаю, — произнесла я в трубку старого оранжевого настенного телефона, пропахшую запахом дыма и мужского одеколона. — Алло! Не могли бы мы встретиться завтра в это же время? Это очень важно, — слова произносились по-итальянски неторопливым низким голосом, мне незнакомым. Пауза. Я догадалась, что разговариваю с одним из мужчин, вышедших из кафе несколько минут назад. Хотя я довольно точно поняла смысл его фразы, ответить на итальянском все равно не могла. Я пробормотала в трубку на странной смеси языков что-то типа: «No, grazie. Я вас не знаю», — думая о том, как мне нравится голос. На следующий день мы опять отправились в «Вино-Вино», потому что туда было удобно добираться от нашей гостиницы. Я уже забыла об итальянце с красивым голосом. Но он был здесь, на сей раз — без коллег, и очень похожий на Питера Селлерса. Мы улыбнулись друг другу. Я села рядом со своими спутниками, и он, похоже не найдя предлога, чтобы подойти к нам, повернулся и вышел. Несколько ударов сердца спустя тот же самый официант, теперь уже чувствуя необычность происходящего, приблизился, глазами показывая на телефон. Повторение вчерашней сцены. — Синьора, вас к телефону. Я подошла, и красивый голос старательно произнес по-английски, возможно решив, что вчера я его не поняла: — Не могли бы мы встретиться завтра, вдвоем? — Не знаю, — промямлила я. — Скорее всего, завтра я уеду в Неаполь. — О, — вот и все, что он ответил. — Сожалею, — я повесила трубку. |
