Почему так темно в кабинете? Я же не выключал свет!

Лицо... Лицо молодого парня. Кто это? Почему оно нависает надо мной сверху? И почему он так встревожен?

-Тиныч! Типыч, что с вами?

- Все в порядке, Сережа, все в порядке... Сейчас все пройдет.

- Может, вы переутомились? Неудивительно - столько работаете...

- Знаешь что, Сережа? Уходи-ка ты из Школы. И чем раньше, тем лучше... Ты пойми: эта профессия - нечеловеческое занятие, Сережа! Я знаю: как и многие другие профессии, эта работа необходима обществу, она приносит большую пользу людям, но заниматься ею и оставаться нормальным человеком-невозможно! Нельзя человеку ежедневно убивать в себе то, что делает его человеком, Сережа!

- Нет, нет, вы не правы, Валентин Валентинович! Я... вы... мы с вами просто не имеем права не применять наши способности! Мы не должны зарывать их в землю! Мы должны использовать их в интересах людей... А что касается человечности - мне кажется, вы преувеличиваете проблему... Каким быть - это же от человека зависит, при чем здесь его профессия?.. Наверное, вы просто устали...

Не убедить мне его. Да и стоит ли? Ведь пятнадцать лет назад я думал так же, как этот Сережа...

- Ладно, стажер, не буду я спорить с тобой. Поступай, как знаешь...

- Можно вас спросить, Валентин Валентинович? Старушку-то эту... Самохину... вы зачем смотрели? Проверить меня хотели? Вроде бы ничего особенного в том случае нет...

- Ты так считаешь, Сережа? Ничего особенного?

- Ну а что?.. Обычная смерть от острой сердечной недостаточности... Не надо было ей выходить на улицу, если невмоготу было...

- Она просто хотела поздравить сына с днем рождения.

- Я знаю... Но какая ей в этом была необходимость? И вообще... я бы этого ее сыночка!..

- Он перед тобой, Сережа.

- Что вы сказали?

- Эта старушка, Анна Владимировна Самохина, - моя мама, Сережа...

- Не может быть! Вы шутите?! Но... как же так? Простите, Валентин Валентинович...

- Вот что... Ты иди, Сережа, домой. Рабочий день все равно уже закончился.

Ого, уже половина шестого. Засиделись мы со стажером. Пора и мне двигать: к шести в соседний универсам завозят молоко и свежий хлеб, есть шанс успеть отовариться и занять очередь за колб... О чем я?! Ведь - МАМА!..

Страшно. Неужели из-за этой проклятой работы я уподобился служителю морга, равнодушно перекладывающему голых мертвецов, будто дрова, в промежутках между возлияниями спиртного? Неужели душа моя настолько зачерствела, что я уже не воспринимаю как трагедию смерть человека - даже очень близкого мне человека?!

Боюсь отвечать самому себе на эти вопросы.

Но еще больше я боюсь другого вопроса: а вдруг моя профессия действительно ни при чем?..

К о н е ц