Каждый раз, вид папиного лицо или слыша его голос, я борюсь с желанием заплакать. Однако каким-то образом я держусь до конца занятий, французский и география, и, наконец, события в мире.

— Какие перемены нас ждут в следующие десятилетия? — говорит папа, когда мы изучаем самый свежий выпуск Le Monde (четырехдневной давности, все здесь путешествует медленно). Он возбужден, как каждый раз, когда дает волю своему воображению. — Если этот конвейер применяют для машин, что еще можно сделать с его помощью? Подумайте о выигрыше в производительности и о технологиях!

— Или о войне, — тихо говорю я. — Оружие тоже будут так производить.

Папа смотрит на меня изучающим взглядом.

— Я полагаю, вы правы. Автоматизация увеличивает возможности человечества, в хорошую и плохую сторону.

Я вижу, как Питер пытается слушать, а Катя складывает самолётик из газетной страницы. Я действительно должна позволить им высказаться, но я не могу отказаться от возможности поговорить с отцом.

— Однако, вы не думаете, Ваше Императорское Высочество, что преимущества перевешивают недостатки? — папа поправляет очки. Я догадываюсь, что они сводят его с ума, эта версия папы не сможет носить контактные линзы.

— Это не простая формула. Не сложение и не вычитание, больше похоже на высшую математику, — я начинаю играть со своими волосами, но вспоминаю, что они уложены. — Товары будут дешевле и более разнообразны, это приведет к тому, что люди будут относиться к ним, как к мусору. Мы сменим индивидуальность и искусство на предсказуемость и доступность. Будут созданы бесконечные рабочие места, но когда промышленность глобализируется, эти рабочие места переместятся в менее развитые страны, где не так сильно развито трудовое законодательство…

Все остальные уставились на меня. Папа выглядит восхищенным, Питер и Катя выглядят беспокойными. Сколько анахронизмов я только что сказала? Может быть, эта Маргарет не очень много думает об экономике.

— Поэтому, гм, последствия Промышленной Революции будут комплексными. Да, — моя улыбка, должно быть, выглядит такой же неловкой, как я себя чувствую.

— Промышленная Революция, — медленно повторяет папа. — Какой интересный поворот фразы. Как это отражает то, что сегодня происходит в мире. Промышленная Революция, очень хорошо сказано, Ваше Императорское Высочество.

Не смотря на абсурдность ситуации, я не могу ничего с собой поделать и греюсь в лучах отцовской похвалы. Мне снова хочется плакать, и мне приходится отвести глаза.

Наши уроки заканчиваются, и, с сожалением, я ухожу из класса вместе с братом и сестрой. Прежде, чем выйти, я дарю отцу улыбку. Я чувствую намного больше, но я не могу рисковать. Пол ждал меня всё это время, с боков от него стояли личные стражи Петра и Кати. В нём нет признаков нетерпения, как если бы он дождался меня, независимо от того, сколько пришлось бы ждать.

— Опять любимая зверушка учителя, — шмыгает Катя и уходит.

— Ох, замолчи, — говорю я ей.

Пётр смеется.

— Ты его любимица и знаешь об этом. Но это естественно, потому что ты самая умная.

Мой младший брат не обижается на нашу близость с учителем, в отличие от сестры.

— То, как вы оба держитесь, почти неприлично, — Катя откидывает волосы, которые заплетены в длинную косу. — Может быть, он хочет научить тебя не только истории?

— Екатерина! — это слово оказалось жестким и холодным. Конечно, она не знает, насколько гротескна её шутка на самом деле, но это не меняет того факта, что я хочу дать ей пощечину. — Как ты можешь говорить такие жестокие и лживые вещи?

Она отдергивается назад.