Свернув заметку, я сунул ее в карман рубашки. Через пару минут мы с Афуро залезли в такси и покатили на юго-восток. Быстрее и дешевле было бы сесть в электричку, но я уже давным-давно растратил свои суточные, и сейчас уже без толку было корчить из себя финансово ответственного. Солнце опускалось за горизонт, и мимо кометами проносились нарождающиеся разноцветные огни на широких пульсирующих улицах Гиндзы. Вскоре мы ехали по автостраде на побережье Токийского залива. На западе вздымались силуэты полуосвещенных небоскребов, торчащих над покореженной геометрией низеньких многоквартирников. На востоке в глубоких водах отражались сверкающие огни далеких верфей и прибрежных заводов. С этой точки Токио смахивал на мирный, сонный приморский город, который и не отличишь от прочих бесчисленных прибрежных городов по всему миру. Мегаполис точно с открытки, совсем не похожий на тот город, который я любил, несмотря ни на что, — бурлящий, жестокий балаган нового века, Токио, каким его познаешь изнутри.

Мы направлялись на Одайбу, искусственный остров посреди Токийского залива, чтобы посмотреть ежегодное летнее шоу фейерверков. Видать, многим в голову пришла та же идея, потому что, не успели мы доехать до пирса Хинодэ, как движение замедлилось до черепашьего темпа.

Рядом, вздымаясь из темной воды, сияли красным башни Радужного моста. Свое название мост получил из-за колонн, все время меняющих цвет, вполне в духе двадцать первого века. Судя по скорости транспорта, я прикинул, что, пока мы доползем до конца моста, я увижу все цвета спектра.

— Я решила свалить в Австралию, — объявила Афуро.

— Одна?

Она кивнула:

— Билет у меня есть, так чего бы им не воспользоваться. И вообще, мне надо на время слинять. Здесь меня уже с души воротит. Думала, что Токио отличается от Мурамура, и это так, но… не знаю. Тут, конечно, толпы народу, но все равно ощущение такое, будто на острове застряла.

— Япония и есть остров, — сказал я. — И Австралия — тоже.

— Да я не в этом смысле, — отозвалась Афуро. Небо почти совсем потемнело, и салют, наверное, вот-вот начнется. Афуро глядела в окошко, а я смотрел на нее. Такси медленно подползло к крутому въезду на Радужный мост, и мир под нами ухнул вниз.

— Это, пожалуй, больше похоже на корабль, — заговорила Афуро. — Ты на борту огромного корабля и убраться с него не можешь. А он все плывет и плывет и до берега так и не добирается. В смысле, ты же много по работе ездишь, так? Все время куда-то линяешь. Ты счастлив от того, что путешествуешь?

— Ну, говорят же, куда ни едешь, от себя не сбежишь.

— Но я спрашиваю: счастлив ли ты?

— В меня стреляли даже не раз, а два, но я выжил, благодаря красивой и умной девушке, которая спасла меня и…

— Я не шучу.

— Я тоже. Прекрасный вечер, я в такси рядом с красивой умной девушкой, еду на остров, построенный из мусора, смотреть на фейерверк. Как тут не быть счастливым?

— Серьезно, — сказала Афуро. — Ты по-настоящему счастлив?

В этот момент мы застряли примерно на середине моста, между небом и водой. По лицу Афуро я видел, как важен ей мой ответ, но что я мог ответить? Что вот сейчас ты молоденький журналист-сорвиголова, готовый завоевать весь мир, а вот бац — и ты лишь пытаешься удержаться на плаву, чтобы успеть глянуть, чем все закончится. Что не можешь решить, то ли счастье находят в других людях, то ли оно только твое. Что ты начинаешь подозревать: счастье — это прирожденное, как идеальная подача или умение со вкусом подобрать галстук; этому не научишься и этого не добьешься, и никто тебе этого не подарит.