Несмотря на мое кажущееся равнодушие, мне очень сильно хотелось задать коменданту этот вопрос, прямо в лоб, но я не посмел. Хотел оставить себе надежду.

       - И все же я хочу помочь тебе.

      При этих словах у меня застучало сердце. От радости.

       - Помогите.

       - К этому разговору мы вернемся через неделю.

      Еще через час меня перевели из моего каменного мешка в камеру с окном. Правда, это было не то окно, как его следует понимать, а узкая бойница, но уже то, что я мог видеть солнечный свет и дышать не спертым и сырым воздухом, а свежим ветерком, несущим свежесть и запахи природы, стало для меня настоящим источником радости. К тому же я нередко слышал звуки. Правда, это были, в основном, птичьи трели. Трудно долго радоваться чему-то, особенно когда тебя приговорили к казни, но меня ко всем этим приятным переменам в моей жизни, поддерживала надежда. Хотя с другой стороны все чаще меня стали мучить ночные кошмары, где главным ужасом стал человек с топором и в маске - палач. Я нередко просыпался в холодном поту, а потом долго не мог заснуть, но, несмотря на это, силы мои восстанавливались день ото дня. К тому же визиты лекаря и разговоры с ним в какой-то мере скрашивали условия моего содержания. Так прошла неделя. Хотя я ждал прихода коменданта, но его визит все равно оказался внезапным. Как только он вошел, я встал на ноги. С минуту мы меряли друг друга взглядами. Старый солдат не выдержал первым и отвел глаза.

       - Значит так. Через четыре дня, в воскресенье, на Большой Базарной площади состоится казнь. Кроме вас еще будет трое преступников. Вас троих должны повесить, грабителя и убийцу, промышлявшего на большой дороге - колесовать, а двум ворам отрубят правые руки.

      Хотя виселица для этого дикого времени считалась наиболее гуманной казнью, по крайней мере, если сравнивать ее с тем же колесованием, где преступнику палач ломал ломиком руки и ноги, после чего оставлял умирать распятым на колесе, само упоминание о ней вызвало у меня холодные мурашки, которые побежали по спине, вдоль позвоночника. Все же я постарался придать себе равнодушный вид и сказал:

       - Вы меня здорово подбодрили, господин комендант.

       - Говорю, как есть.

      Я уже знал, что кроме меня в живых остался главарь бандитов и Игнацио.

       - Теперь слушай меня внимательно. Возница везет преступников каждый раз одной и той же дорогой. Так будет и на этот раз. На улице Медников, в самом ее конце, есть отличное место для засады. Можешь мне поверить. Я два десятка лет ел хлеб наемника, так что.... Впрочем, это лишнее! Скажи лучше: у тебя есть друзья, которые могли бы тебя спасти?

       - Интересный вопрос. Что, сделали не три, а больше виселиц? Некем заполнить?

       - Не понял. О чем ты?! А! Понял! Нет! Хотя в осторожности и здравом смысле тебе не откажешь. Впрочем, верить тебе мне или не верить, это твое дело, на кону стоит не чья-либо, а именно твоя жизнь. Другой бы уже цеплялся за эту возможность, а ты.... Впрочем я понимаю тебя. Как солдат солдата!

      Всю эту неделю я пытался понять поведение коменданта, но его логика оставалась для меня закрытой. И теперь я решил: хватит!

       - Зачем вы это делаете?!

       - Я все ждал, когда ты мне задашь этот вопрос? Из-за сына. Я пообещал ему, что сделаю все, что можно для твоего спасения. И в какой-то мере из чувства благодарности за твое молчание.