Это был рабочий металлургического завода, его схватили на второй день после переворота, и на стадионе он находился уже несколько недель. Вечером, когда жара спала и Виктор смог сесть, новый знакомый ввел его в курс дела.

– Не надо привлекать к себе внимания. Сиди тихо и молчи, здесь достаточно любого предлога, чтобы тебя забили до смерти. Это звери.

– Столько ненависти, столько жестокости… не понимаю… – прошептал Виктор. У него снова пересохло во рту, слова застревали в горле.

– Мы все превращаемся в дикарей, если дать нам в руки ружье и приказать стрелять, – заметил другой арестованный, сидевший неподалеку от них.

– Только не я, товарищ, – парировал рабочий. – Я видел, как эти твари раздробили пальцы Виктору Харе. «Как то ты теперь запоешь, сволочь!» – орали они. Подонки забили его палками и изрешетили пулями.

– Главное – чтобы снаружи хоть кто то знал, где ты находишься, – сказал их сосед. – Тогда можно отследить твои передвижения, в случае если ты исчезнешь. Многие пропадают без вести, и узнать о них хоть что нибудь крайне затруднительно. Ты женат?

– Да, – кивнул Виктор.

– Дай мне адрес или телефон твоей жены. Моя дочь сможет ей сообщить о тебе. Она целыми днями стоит за стенами стадиона вместе с родственниками других арестованных в ожидании новостей.

Но Виктор ничего не сообщил ему, опасаясь, что это стукач, специально подсаженный на стадион для сбора информации.

Зато дозвониться до Росер в Венесуэлу и рассказать о том, что случилось с Виктором, удалось одной медсестре из больницы Сан Хуан де Диос, которая видела, как его арестовали. Узнав об этом, Росер сразу же позвонила Марселю, чтобы сообщить сыну плохие новости, и велела ему оставаться в Соединенных Штатах, поскольку из за границы скорее удастся помочь Виктору, чем находясь в Чили, однако сама решила немедленно вернуться домой. Росер купила билет и, прежде чем сесть в самолет, увиделась с Валентином Санчесом.

– Как только вы узнаете, где сейчас удерживают вашего мужа, мы постараемся его вызволить, – пообещал ее друг.

Он дал Росер письмо к послу Венесуэлы в Чили, своему коллеге, которого знал еще с тех времен, когда состоял на дипломатической службе, и у которого в настоящий момент в его резиденции в Сантьяго находились сотни беженцев в ожидании пропуска, чтобы уехать из страны. Посольство Венесуэлы стало одним из немногих, приютивших тех, кто хотел бы покинуть Чили. В Каракас начали прибывать сотни чилийцев, а скоро счет пошел на тысячи и тысячи.

Росер вернулась в Чили в конце октября и до ноября не знала, что ее муж все это время находился на Национальном стадионе. Когда же посол Венесуэлы попытался навести о нем справки, его заверили, что на стадионе Виктор Далмау никогда не содержался. На тот момент заключенных действительно уже увезли со стадиона и распределили по концентрационным лагерям по всей стране. Несколько месяцев Росер искала его, используя все мыслимые и немыслимые дружеские и международные связи, стучалась в двери разных высоких чиновников, проверяла списки пропавших без вести, которые вывешивали в церквях. Виктор ни в одном из них не значился. Он исчез.

Вместе с другими политическими заключенными Виктора Далмау отправили в лагерь на севере страны, где когда то добывали селитру, а теперь устроили тюрьму. Караван грузовиков ехал весь день и всю ночь. В машинах везли первые двести человек, которых по прибытии разместили в импровизированных камерах, где раньше проживали рабочие, добывавшие селитру. Лагерь был окружен колючей проволокой, по которой шел электрический ток; на его территории возвышались смотровые башни с пулеметчиками; по его периметру курсировал танк, а в небе время от времени появлялись самолеты Военно воздушных сил. Начальником лагеря был назначен командир карабинеров, тучный мужчина, который разговаривал только с помощью крика и все время потел, так как военная форма не подходила ему по размеру.