Там, в Теруэле, он снова встретил Элизабет Эйденбенц, с которой познакомился на Мадридском фронте, где она на добровольных началах работала в Комитете помощи детям войны. Эта медсестра из Швейцарии, двадцати четырех лет, отличалась лицом Непорочной Девы эпохи Возрождения и храбростью закаленного в боях партизана, и там, в Мадриде, Виктор почувствовал, что почти влюблен в нее, и влюбился бы окончательно, если бы она хоть раз проявила пусть даже самый маленький признак взаимного расположения, но ничто не могло отвлечь эту девушку от ее миссии – облегчать страдания детей в эти тяжелые времена. Еще до знакомства с Виктором, почти сразу после того, как оказалась в Испании, Элизабет утратила изначальную наивность. Она ожесточилась в борьбе с военной бюрократией и тупостью мужчин: все сострадание и нежность она берегла для женщин и детей, вверенных ее заботам. В перерыве между двумя вражескими атаками Виктор столкнулся с ней у грузовика, развозившего съестные припасы.

– Эй, парень, ты меня помнишь? – окликнула его Элизабет на испанском языке, сильно разбавленном гортанными звуками ее родного немецкого.

Виктор не сразу узнал ее, но, увидев, потерял дар речи. Ему показалось, девушка повзрослела и стала еще красивее; оба сели на кусок бетона рядом с кучей строительного мусора, он – покурить, она – глотнуть чаю из фляжки.

– Как дела у твоего друга Айтора? – спросила Элизабет.

– Все так же, всегда под обстрелами и без единой царапины.

– Ничто его не берет. Передавай ему привет.

– Что ты думаешь делать, когда война закончится? – спросил Виктор.

– Отправиться на другую. Где нибудь всегда идет война. А ты?

– Если ты не против, давай поженимся, – вдруг сказал он, запинаясь от смущения.

Она рассмеялась и на секунду сделалась похожей на нежную барышню старинных времен.

– Не сходи с ума, парень, я не собираюсь выходить замуж ни за тебя, ни за кого другого. У меня нет времени на любовь.

– Вдруг ты когда нибудь передумаешь? Как считаешь, мы еще увидимся?

– Конечно, если будем живы. Можешь рассчитывать на меня, Виктор. Если тебе понадобится помощь…

– Взаимно. Можно тебя поцеловать?

– Нет.

В пещерах Теруэля Виктор закалил нервы и приобрел медицинские знания, которых ему не дал бы ни один университет. Он пришел к выводу, что привыкнуть можно почти ко всему: к крови – а крови было так много! – к хирургическим операциям без анестезии, к запаху гангрены, к грязи, к бесконечному потоку раненых солдат, среди которых иногда попадались женщины и дети, к смертельной усталости, разрушавшей волю, и, что самое ужасное, к предательскому подозрению, что все эти жертвы могут оказаться напрасными. Случилось так, что, когда Виктор после очередной бомбежки вытаскивал из развалин раненых и мертвых, его накрыло запоздалым снарядом и перебило ему левое бедро. Его нашел врач англичанин из Интернациональной бригады. Какой нибудь другой хирург срочно ампутировал бы ему ногу, но англичанин только что заступил на смену после нескольких часов отдыха. На ломаном английском он отдал распоряжения медсестре и приготовился восстанавливать раздробленную кость.

– Тебе повезло, парень, вчера прибыли поставки из Красного Креста, так что ты сейчас уснешь, – проговорила медсестра, прикладывая к его лицу маску, смоченную эфиром.