Аркадий Крупняков. У моря Русского
А ДНЕПР ВТЕКАЕТ В ПОНЬТСКОЕ МОРЕ ТРЕМЯ РУКАВАМИ. ЭТО МОРЕ НАЗЫВАЕТСЯ РУССКИМ.
Часть первая НА ДОРОГАХ КРОВИ И ГОРЯ
Глава первая НА КРАЮ ЗЕМЛИ РУССКОЙ
Давно ли крымские наездники толпами Из отческой земли И старцев, и детей, и жен, тягча цепями, В Тавриду дальнюю влекли.
ДИКОЕ ПОЛЕ
тепь — как безбрежное море. Мечется по степи упругий весенний ветер, колышет голубые, синие и лиловые волошки, полевые островерхие дроки и белую кашку. А над тяжелыми волнами цветущих трав, словно пенные гребешки, взлетают серебристые султанчики ковыля. В вышине над диким привольем парит одинокий ястреб. Без устали шарят зоркие глаза хищника по степному раздолью. Вот мелькнула в просвете трав серым комочком мышь, и тут же резко взмахнул крыльями ястреб. Далеко оставил свою норку неосторожный зверек — не уйти ему от гибели. Черная тень птицы неотступно следует за ним. Но вдруг встрепенулся ястреб и вновь взмыл ввысь. Доглядел, видно, что самому грозит опасность. Ожила степь. Криками, свистом, топотом коней наполнилась она. Видит птица — мчится по степи всадник. Молодой, широкоплечий, пригнувшись к гриве коня, он то и дело поглядывает через плечо назад. Ясно, погоню чует за собой. Что есть сил скачет гнедой, с губ его хлопьями летит розовая пена. Выше поднялся ястреб. Видит — еще несколько всадников скачут по следу. За ними, словно змеи, извиваются полосы вытоптанной травы. С каждым мгновением сокращается расстояние между всадником и погоней. Все выше и выше поднимается птица, вот уже стала она черной точкой, сейчас исчезнет, растворится в небесах. Ах, если бы эти крылья всаднику! Ни за что не догнать бы его недругам… Споткнулся конь и с тяжелым храпом ударился о землю. По телу его прошла дрожь, рванулись, звякнув подковами, задние ноги, вытянувшись, застыли. Не успел подняться с земли всадник, как налетела погоня. Навалились, повисли на плечах, связали руки. К связанному подбегает низкорослый, щуплый шляхтич и визгливо кричит: — Ах, ты, пся крев! Бежать вздумал! От кого бежать? От Августа Чапель-Чернецкого, быдло поганое, ускакать захотел! Беглец молчит. Ветер шевелит его волнистые русые волосы, из уголков твердо сжатых, обветренных губ сочится кровь. Парень высок, строен и красив даже сейчас, когда стоит он, скрученный веревками, в рваной одежде, запачканной влажной землей. — Князя своего предать хочешь! Смуту сеешь, лайдак! Московитам продался, сучий сын! — шляхтич взмахивает нагайкой и бьет холопа наискось по груди. В это время соскакивает с коня отставший от погони всадник. Он подходит к связанному, отталкивает шляхтича и удивленно говорит: — Василько?! Ты? А мне сказали, что надобно догнать какого-то московского смутьяна. Ты обманул меня, пан Август? — Он и есть смутьян! Ты, княжич, был в отъезде и не знаешь ничего. Это стерво свинячье баламутил народ, подбивал людей к побегу в московские земли. За это князь Данила приказал бить его батогами в Кашине на площади. А он утек, сто дзяблув ему в душу! Княжич Вячеслав смотрит на Василька и тихо спрашивает: — Это так? — Оболгал он меня перед князем. Все было не так. Помедлив минуту, Вячеслав вытащил из-за пояса нож и разрезал путы. — Подожди, княжич! — кричит пан Август. — Он убежит! — Я знаю, что делаю! — сурово отвечает княжич и указывает беглецу на запасного коня. Пан Август пожимает плечами и на всякий случай лошадь, на которую сел Василько, пускает впереди себя. По протоптанным стежкам кони не спеша идут в обратный путь. |
