— Нет-нет, это не может аннулировать сделанное! — со злостью возразил Рид. — Неужели вы не понимаете? Это маленькое колесо крутится в полном соответствии с другим, большим. Вы думаете, всего лишь обыкновенное деревянное колесо для азартной игры? Как бы не так: это мое колесо жизни. Пока не поздно, я должен выиграть хотя бы раз. Мне нужен от него знак; тогда это будет означать… я должен продолжать играть, играть и играть, пока не получу свой знак!

Он бросил взгляд на часы:

— Подождите. Вот мой дом. Документы на него лежат где-то в центре города. Моя дочь свидетельница. Я не могу положить его на стол. Дайте лист бумаги. Да любой, неважно какой.

Он провел четыре линии и нарисовал квадрат. Поставил над ним трубу. Вставил в него окно. Подписался под ним.

— Засвидетельствуй, — сказал он и протянул бумажку Джин.

Она написала свое имя под его подписью.

Он взял у нее бумажку и положил на стол:

— Ставлю дом против всего, что у вас есть. На красное.

Шон кивнул.

Она запустила колесо.

— Отойди назад, на фут назад, — приказал он ей. — Сложи руки на голове и держи их там. Мне нужен мой знак, но он не нужен мне от тебя. Он нужен мне от… — Его взгляд на мгновение поднялся к потолку, затем вернулся к неясному вращению колеса, которое никак не могло остановиться. На фоне его легкого шуршания было слышно, как они дышат: коротко, быстро, напряженно.

Шарик сел в гнездо. Их дыхание прекратилось. Наступила тишина.

Рид улыбнулся. Улыбка вышла жуткая.

— Теперь и дом ваш тоже, — сказал он. — Дом и все деньги.

Шон промолчал.

— У меня ничего не осталось. — И снова Рид бросил взгляд на часы, как и перед этим. — Хотя нет, погодите. — Он медленно повернулся, и его взгляд остановился на Джин.

Лицо у Шона побелело.

— Нет-нет, остановитесь, — запинаясь, пробормотал он. — Не делайте ничего такого. — Он отступил на шаг. — До сих пор я потакал вам…

— Потакали мне?! — злобно вскрикнул Рид. — Я же играю не против вас!  Я играю против жизни.

Он по-прежнему смотрел на дочь:

— Ты не возражаешь, Джин?

На лице у Шона появилось выражение тошнотворного отвращения.

— Вы сходите с ума, — медленно произнес он. — Пора остановиться. Вы уже не отдаете себе отчета в том, что делаете…

— Не отдаю себе отчета?! — ответил он Шону, но смотрел по-прежнему на Джин. — Глаза смерти гораздо зорче, чем когда-либо будут ваши, сынок. Вы  не знаете, что любите ее, зато я знаю. Она не знает, что любит вас, зато я знаю.

Он продолжал смотреть на нее.

— Ты не возражаешь, Джин? — снова спросил он.

Она не дрогнула, даже не взглянула на Шона, как будто его вообще не было с ними в комнате.

Заговорила тихим голосом, но ее ответ прозвучал так же четко, как легкий-легкий удар по тонкому хрусталю:

— Не возражаю, отец.

— Я снова играю против колеса жизни, — сказал Рид. — Ставлю мою дочь.

Он нарисовал вилкообразную фигуру на бумаге, все основные линии двуногого существа, приставил к ней крошечный кружочек вместо головы. Посреди корпуса пририсовал небольшую юбочку.

Подписался.

— А теперь ты подпишись, что согласна.

Лицо Шона приобрело зеленоватый оттенок. Язык коснулся верхней губы, он сглотнул, будто что-то ел.

— Но ведь это же не… не долг с правом передачи. За доской рулетки вы не можете передать право собственности на… на живое существо, на человека.