– Я сейчас вернусь, только возьму куртку, – сказала девушка.

Ранее ничего не говорилось о том, что мы выйдем на улицу, но я не видел причин для возражений. Юноша вновь вернулся к созерцанию огня. Его спина исключала компромисс, а исходя из его поведения, было совершенно очевидно, что мое появление прервало спор между ними, предметом которого я, скорее всего, и являлся. Вокруг расставлены и разбросаны местные реликвии, среди них пара треснутых старинных кукол, безусловно более близких к подлиннику, чем те, что можно найти в сувенирных лавках города; старинная деревянная фигура святого в специальной стенной нише, серебряные и медные предметы, великолепный кувшин черной керамики. Над очагом висел винчестер. На стенах – две большие картины маслом, подлинники, автор подписался как Ф. Уайльд.

Я подошел к ним ближе, поскольку, кроме старых журналов, которые я уже читал, смотреть больше было нечего. Вообще самый верный ход при виде предметов доморощенного искусства, в том числе картин, сделать вид, что их не замечаешь. Если хозяева увидят, что вы разглядываете эти шедевры, они неизбежно спросят ваше мнение.

– Это моя мачеха, – девушка незаметно подошла сзади, – Фрэнсис Уайльд. Четыре года назад она и отец погибли в автокатастрофе. Она считалась неплохим художником. Это пуэбло в Таосе.

Я с уважением посмотрел на стилизованное изображение белых кубов, нагроможденных друг на друга. Нина Расмуссен показала на другую картину:

– Долина Памятников.

Вторая представляла рисунок из оранжевых зигзагов.

– Идемте. Мы скоро вернемся, Тони. Снаружи было темно, тихо и довольно холодно.

– Поедем или пройдемся? – спросил я. – Моя машина рядом.

– Пойдем, – ответила она, – если только вы можете...

– Могу.

– Просто я не знаю, поправились вы совсем или еще нет.

– Вполне достаточно для прогулки пешком. Скажите, а кто раскрасил красным дверь?

– Дверь... О, – она рассмеялась, – сама Фрэнсис. Почему вы спросили?

– Из простого любопытства.

– Я... я никогда ее особенно не любила. И именно поэтому не смогла перекрасить дверь... Могло показаться, что я пытаюсь стереть все следы Фрэнсис... – Она остановилась. – А вы коварный, доктор Грегори. Незаметно заставили меня рассказывать о себе.

– Я за этим пришел. Вы с вашим братом такие разные, совсем непохожи, за исключением, может быть, небольшого сходства рта и глаз.

– Он весь в мать. Она была чистокровная испанка, Трухильо в девичестве.

Если вам когда-нибудь пришлось выслушивать занудные истории старинных семей Виргинии, то знайте, что в Нью-Мексико они в два раза зануднее.

– Она умерла, когда родился Тони, – продолжала девушка, – мне было тогда шесть.

– Вам не везет, – заметил я. – Рок преследует вас – люди рядом с вами имеют привычку умирать.

– Это бестактное замечание, доктор Грегори, не ожидала услышать его от вас.

– Я пришел сюда не затем, чтобы быть вежливым. От меня вы не могли ожидать любезностей. Чем занимается Тони?

– Учится в университете. Он приехал на уик-энд.

– Он всегда приезжает домой на выходные?

– Часто.

– Была особенная причина для приезда на этот выходной?

– Нет. Почему вы спросили?

– Он предупредил, что приедет?

– Нет. Доктор Грегори...

– Он приехал сказать вам, чтобы вы не имели со мной никаких дел, так? Я ожидал нечто подобное.