– Где ваша машина?
– Около трех миль отсюда, сидит глубоко. Мы не взяли цепи, понадеялись на шипованную зимнюю резину. Провели здесь ночь. Мотор заглох около трех ночи, и после этого стало немного холодновато.
– Если бы вы не преследовали людей, то не попали бы в такую ситуацию. У нас больной человек в трех милях отсюда, вверх по каньону.
– Больной? Кто же это?
– Отдохните от своей профессии, Ван. У нас также есть прекрасная теплая хижина и много еды. Вопросы можно задать потом. Когда туда доберемся.
Идти наверх пришлось против ветра, поэтому времени понадобилось гораздо больше, чем на спуск. Когда мы подошли, хижина стояла на месте и дымок вился из трубы. Высокий молодой человек, чье имя я так и не запомнил, до этого имевший самый разнесчастный замерзший вид, вдруг не выдержал и неуклюже побежал к хижине, как жаждущий в пустыне к оазису.
– Эй, вы там, постойте! У нее заряженный винчестер, и она не ждет меня обратно до темноты. – Я снял ружье с плеча и выстрелил в воздух. Даже при такой метели и ветре выстрел прозвучал весьма громко, так, что уши заложило. – Эй, Испанка! Прибыло подкрепление! – крикнул я.
Последовала небольшая пауза, во время которой я испытывал самые мрачные предчувствия: что дверь не откроется, что, войдя, мы обнаружим нечто ужасное или того хуже, – там будет пусто. Люди пропадают и в более цивилизованных местах. Я не должен был оставлять ее одну с больным беспомощным юнцом... Вдруг дверь распахнулась, Нина выглянула, держа наготове карабин. Ван и его приятель сразу ускорили шаги. Я задержался, чтобы выбросить пустую гильзу и разрядить ружье – ни к чему вносить в дом заряженное оружие.
Я увидел, как она бежит мне навстречу по узкой тропинке. Подбежав, остановилась, переводя дыхание. Без шапки, вид немного взъерошенный, может быть, ее внешности не принесло бы вреда немного помады на губах, но в такой глуши, зимой, вы руководствуетесь несколько иными стандартами по части женской привлекательности. Во всяком случае, мне она показалась очень красивой.
– Как вы себя чувствуете, с вами все в порядке? – взволнованно спросила Нина. – Я беспокоилась за вас.
– Все нормально. Как Тони?
– Начался кашель. Надрывный, внутри у него все клокочет.
– Как только все отогреются и поедят, мы его увезем отсюда. – Я забросил ружье за плечо: – Пойду взгляну, в каком состоянии машина, надо выехать возможно быстрее, а вы пока накормите наших гостей, чтобы они снова были в состоянии вырабатывать жизненную энергию.
– Джим, – позвала она. Я обернулся:
– Что?
Мы смотрели друг на друга некоторое время, и вдруг она очутилась в моих объятиях, и я ее поцеловал. Снег падал на нас, два ружья спустились с наших плеч и столкнулись, и я надеялся, что у карабина при этом от удара не взведется курок. В течение более трех лет я не обнимал ни одной женщины, кроме Натали, да и до нее у меня было мало времени на девушек, поэтому мною владело сейчас странное чувство – я не знал, что от меня ждут дальше. На нас оказалось слишком много надето, чтобы от объятий вспыхнула страсть, и поцелуй получился вполне невинный. Нина сразу отвернула лицо, спрятав его в поднятый меховой воротник, а я сказал:
– Не понимаю, чем я занимаюсь тут с вами, Испанка. У меня на данный момент уже есть одна жена.
– Я знаю. – Голос ее звучал глухо, она отступила назад и начала поправлять волосы, откидывая их назад. – Знаю... Но если бы с вами что-то случилось после того, как я послала вас в холод и метель, я бы умерла, Джим!
Я внимательно посмотрел на нее, она спокойно вернула взгляд. У меня возникло чувство, что я стою на незнакомой развилке без указателя и не знаю, в каком направлении должен идти. |