|
Но она ведь уже зарубцевалась и заживет совсем, когда ты станешь счастливее возничего Мена и у тебя уже не будет причин его ненавидеть. Неферт хороша, но она слишком нежна и не смогла бы вести такое большое хозяйство, как наше. Мне уже много лет, скоро мою мумию обовьют пеленами, и если твой долг вновь призовет тебя в Сирию, на моем месте должна остаться разумная хозяйка. Дело это не легкое! Твой дед Асса частенько говаривал, что хорошо устроенный дом – лицо семьи, такой семьи, о которой никто не скажет худого слова, где все устроено разумно, где каждый уверен в себе, знает свое место, свои права и обязанности. О, как часто молилась я Хаторам, чтобы они даровали тебе достойную супругу!
– Другой Сетхем все равно нигде не найти, – сказал Паакер, целуя мать в лоб. – Таких женщин, как ты, уже не осталось на свете. – Ты льстишь мне, – улыбнулась Сетхем, погрозив пальцем. – Но это правда! Нынешние женщины тянутся к роскоши, наряжаются в финикийские ткани, пересыпают свою речь сирийскими словечками и полностью полагаются на домоправителей и служанок там, где нужно распорядиться самолично. Вот и моя сестра Катути, и Неферт… – Неферт не похожа на других женщин, – перебил Паакер мать. – А если бы ее воспитала ты, она умела бы не только украсить дом, но и распорядиться им. Сетхем удивленно взглянула на сына и тихо сказала, как бы обращаясь к себе самой: – Да, да, Неферт – милое дитя, и на нее невозможно сердиться – стоит только взглянуть ей в глаза. И все же я сердилась на нее, потому что ты ее возненавидел и… впрочем, не буду… ты сам ведь знаешь! Но теперь, когда ты ее простил, я тоже охотно прощаю и Неферт и ее супруга. Паакер нахмурился и, подойдя к матери вплотную, сказал неумолимо: – Он умрет в пустыне, и гиены севера растерзают его непогребенный труп! Услыхав эти слова, Сетхем в страхе прикрыла лицо покрывалом и судорожно ухватилась за амулеты, висевшие у нее на шее. Она прошептала едва слышно: – Как ужасен бываешь ты, Паакер! Я хорошо знаю, сколь велика твоя ненависть к Мена – я не раз видела семь стрел, которые висят над твоим ложем. На них начертано: «Смерть Мена». Это сирийское заклинание должно погубить того, против кого оно направлено. Ах, какой у тебя мрачный взгляд! Да, это заклинание ненавистно богам, и кто к нему прибегнет, попадет под власть злых сил. Мы с твоим отцом учили тебя чтить богов. Так пусть же они покарают злодея! Ведь Осирис лишает своей милости того, кто избирает его врага себе в помощники. – Мои жертвоприношения обеспечивают мне милость богов, – возразил Паакер, – а Мена поступил со мной, как бесчестный разбойник, и поэтому я вручаю его судьбу злым духам. Он тоже действовал по их наущению. Но довольно об этом! Если ты меня любишь, никогда больше не произноси имени моего врага! Неферт и ее мать я простил – разве тебе мало этого! Сетхем покачала головой и воскликнула: – Чем же все это кончится? Ведь война не может длиться вечно, а когда Мена вернется, наше примирение обернется во сто крат более жестокой враждой! Есть только один выход. Позволь мне найти тебе достойную жену! – Сейчас не время! – нетерпеливо оборвал ее Паакер. – Через несколько дней я вновь отправляюсь во вражескую страну и не хочу, как Мена, обречь свою жену на вдовью участь при живом муже. К чему спешить? У тебя есть невестка– жена моего брата, и их дети. Довольствуйся пока этим! – Боги знают, как я люблю их, – отвечала Сетхем, – но твой брат Гор – мой младший сын, ты же старший, тебе принадлежит все наше имущество. Твоя маленькая племянница для меня лишь прелестная игрушка, тогда как в твоем сыне я смогла бы воспитать будущего продолжателя рода и главу семьи. |
